Похождения Стахия

– О, да! – Он стряхнул сон, забарахтался в перине и пошел ко дну.

– Это оттого, что бутон раскрылся! – лукаво смеялась Биргитта. – Но погоди! Слушай! Слушай: однажды мимо цветка случайно прошла одна бедная женщина. Он рос на ничьей земле. Тогда были такие пустоши. Ах, слушай же! Она вела за руку ребенка. Такого маленького и глупого, что он и не помышлял о счастье. Малыш увидел бутон…

– И сорвал его! – Губы у Биргитты были, как лепестки тюльпана.

– Нет, нет! Нет! – Биргитта тонула в перинах. Он ее из этих пуховиков за косы выволок, почитай, с самого донышка достал. – От невинного смеха ребенка бутон раскрылся сам…

– Счастлива ли ты, касатка?

– О да, о да! О да!

– Красоты особой в нем нет, – говорил между тем подьячий, – и запаха – тоже. Пока это всего лишь символ богатства. Надежное средство вложить лишние деньги.

«Как же надежное! Луковицы гниют. Их грызут мыши. Может, уже и мою единственную…» Предположение отрезвило волонтера.

– Я слыхал, что кардинал Ришелье разводил тюльпаны. Теперь вот слух прошел, что господин Бирон…

– Подумать только! – перебила мужа Марья Акимовна. – Такое благородное увлечение! А говорят, – Марья Акимовна перешла на шепот, хотя служанок уже в столовой не было, – он бывший конюх.

– Ну нет! – возразил волонтер. – Не совсем так. Точнее, совсем не так. Дед его, да, служил конюхом у герцога Курляндского Якова II. Отец же дослужился до чина капитана и звания шталмейстера. И даже сопровождал младшего сына герцога в Венгрию. Видимо, располагал и кое-какими средствами. Приобрел неплохое имение, выучил своих сыновей. Эрнст Иоганн Бирон учился в Кенигсбергском университете. Человек он весьма ученый и благородный. Произвел благоприятное впечатление ученостью, манерами и благообразием на Петра Михайловича Бестужева, на обер-гофмейстера двора ее высочества то есть. И тот рекомендовал его герцогине.

– Боже мой! – Марья Акимовна едва удержалась на стуле. – Какая неосмотрительность со стороны обер-гофмейстера. Говорят, он был фаворитом императрицы, то есть герцогини. Или это неправда?

– Правда.

– Бедный-бедный!

– Он очень любил герцогиню и желал ей счастья.

Заинтригованная таким объяснением, Марья Акимовна подвинулась к волонтеру, насколько позволяли фижмы, и быстро взглянула на мужа. Подьячий дремал, как лошадь, не изменив позы, и даже глаза не закрыл. Так он спал в Приказе над занудными бумагами или под скучный говор посетителей. Воевода Воейков ни разу не поймал его на этом безусловном нарушении порядка. Марья Акимовна нарочно не ловила: часто в своих женских целях пользовалась редкой способностью мужа.

– А почему, – спросила она тихо и доверительно дотронулась до руки волонтера, – почему господин Бирон в таком случае женился на фрейлине герцогини, говорят, она безобразна?

– Это напрасно говорят. – Волонтер погладил доверчивую маленькую ручку, такую теплую и мягкую. – Конечно, Бенигна не красавица, но привлекательна, да. Что до брака, то он… Как это выразиться, по-русски? – Волонтер замолчал, подыскивая, выискивая нужное слово, и в замешательстве поднес маленькую ручку к своим губам. Марья Акимовна смотрела на него огромными прекрасными глазами.

– Завтра принесу луковицу! – неожиданно для себя выпалил он.

– Что?

– Я хотел сказать, брак фиктив…

– Фиктивный? О! – Марья Акимовна отняла руку. – Вы хотите сказать, мнимый? – Волонтер утвердительно кивнул. – Но тогда, что заставило эту достойную девицу принять на себя позор преждевременных родов? Какой корысти ради?

«Все-то они тут в провинции знают, – мысленно изумился волонтер, – где Митава, где Петербург и где Переяславль? Все на заметку взяли, все вычислили – преждевременные роды!»

– Вы что молчите? Не знаете? Да? Не знаете! – тормошила его Марья Акимовна. Она была счастлива, что судьба привела к ней такого осведомленного гостя.

– Бенигна обожала герцогиню, – сказал волонтер твердо. – Мы все обожали ее и готовы были не то что позор – смерть за нее принять.

– Мы? – Марья Акимовна вскочила, уронила стул. Сиденье было крохотным – не для фижм.

«И как только она, бедняжка, сидела на нем весь вечер!» – посочувствовал волонтер, поднимая стул.

– Значит, вы тоже?

– И я.

Волонтер низко поклонился – следовало уходить, пока не обрушились новые разоблачающие его вопросы. Не дожидаясь ответного поклона хозяйки, он неучтиво подался к двери.

– Ты куда это собрался? – спросил подьячий. В вопросе заключался запрет. В вопросе была трезвая оценка происходящего, будто он и не спал вовсе и сам участвовал в долгой беседе, после которой нельзя выпроводить гостя в глухую полночь, в разбойную пору.

– Я калитку велела запереть, сообщила Марья Акимовна мужу. – А ключ всегда при себе держу, – пояснила она волонтеру. – Никуда вы не пойдете.