Похождения в Париже

Фармер достал из кармана брюк шелковый носовой платок, кашлянул в него. Как мне показалось, для вида — он выгадывал время, чтобы еще раз перебрать мои аргументы и решить, как к ним отнестись. Я посмотрел на Викторию. Выражение ее лица особых надежд не вселяло.

— Изложите еще раз вашу версию. — Фармер промокнул губы. — С самого начала и со всеми подробностями. Мне нужно ее обдумать.

Я начал, стараясь ничего не упустить, — оно и понятно, если над тобой висит обвинение в убийстве. Говорил несколько минут, когда зазвонил телефон, закрепленный на спинке водительского сиденья. Фармер ответил, внимательно выслушал, пробормотал что-то, вернул трубку на место и сообщил мне новости.

— Мы прослушиваем телефонную линию вашего друга Пьера. Кто-то оставил сообщение на автоответчике. Женщина. Спрашивала, добыл ли он картину.

Я почувствовал, как задергалась щека.

— Простите?

— Картину с монмартрской сценкой, — уточнил Фармер, поглаживая сиденье. — И вот тут возникает любопытная проблема. Должен сказать, что я собирался принять вашу версию. Она диковинная, но я бы это пережил. Но как в нее вписывается этот звонок? Вы предположили, что кража картины совершалась с тем, чтобы подставить вас и убедить всех, что картину Пикассо не крали. Но этот звонок, если мы не имеем дело с розыгрышем, разрушает вашу версию.

Я с ненавистью посмотрел на телефонный аппарат, который так мне насолил, и потер забинтованными пальцами подбородок. Бинт цеплялся за щетину.

— Звонила Катрина.

— Возможно. Но вы понимаете, к чему я клоню.

— А что она сказала?

— Женщина оставила телефонный номер, — ответил Фармер. — Что-то мы можем предпринять, но, боюсь, у нас будет только одна попытка. Я говорю о том, что Пьер позвонит ей и договорится о встрече. Люди у меня будут. Если получится, мы ее задержим.

— А если она не придет?

Фармер вытащил из кармана часы, открыл. Посмотрел на циферблат, не желая встретиться со мной взглядом.

— Молитесь, чтобы этого не случилось.

ГЛАВА 35

Что ж, я молился… Сцепив пальцы, зажав руки между колен, нахмурив брови, вновь и вновь повторял про себя мантру: «Пожалуйста, приди». Чертова фраза сводила меня с ума. Может, следовало применить какую-нибудь другую мантру, и она принесла бы лучший результат?

Происходило все это вечером того же дня, только позже. Я сидел между Викторией и Фармером на бетонной скамье на площади Дефанс. Перед нами возвышалась Большая арка, громадное сооружение из мрамора и стекла. Вечернее небо казалось выцветшим, словно его полили отбеливателем. Облака отражались в стеклах арки, и получалось похоже на заставку, повторенную на множестве составленных вместе компьютерных мониторов.

Пьер стоял у каменных ступенек этого циклопического сооружения; он был в светло-синем свитере, наброшенном на плечи, белой рубашке на трех пуговичках, светло-коричневых брюках и сандалиях на веревочной подошве. С такого расстояния я не мог определить, как отразилось на его внешности пребывание за решеткой. Полагаю, что в последние несколько дней он недосыпал, и, возможно, под его правым глазом появился темный мешок. Ему разрешили принять душ и побриться, прежде чем привезли к Арке, и конечно, он почувствовал себя человеком. В левой руке Пьер держал монмартрскую картину, вновь завернутую в коричневую бумагу и перевязанную шпагатом. В правой — барсетку.

Ни Виктория, ни Фармер, казалось, не обращали на меня внимания. Мы все, каждый по себе, с головой ушли в ожидание, гадая, придет Катрина или нет. Я не знал, что мне делать, если она не придет. При таком раскладе шансы на признание моей версии основной стали бы призрачными. Что-то наверняка я смог бы предпринять, так было всегда. Но больше всего меня волновал вопрос: как долго власти будут прислушиваться к доводам Фармера? По моим прикидкам, еще день-другой, и моя физиономия вновь появится в выпусках новостей.

Я не знал, какими мотивами руководствовался Фармер. То ли считал, что находится у меня в долгу за возвращение музею картины Пикассо, то ли полагал своей обязанностью выручить из беды соотечественника. В любом случае он предоставил мне шанс доказать свою невиновность, и я был благодарен ему, пусть даже и знал, что он откажет мне в поддержке, как только это станет ему невыгодно. Терять такого союзника, как Фармер, не хотелось, но изменить что-либо в происходящем я не мог — мне не оставалось ничего иного, как продолжать твердить мантру: «Пожалуйста, приди».

Фармер поднес к глазам карманный бинокль. Вообще-то я бинокли в такие моменты не жаловал. Да, мы сидели далеко от Арки, под прикрытием кустов, но от этого не стали невидимыми. А бинокль мог привлечь внимание Катрины и обратить ее в бегство. Мы предполагали, что она появится из метро, станция находилась на другом конце площади, или подойдет по бульвару, который упирался в Арку, но гарантий-то не было. Она могла возникнуть позади нас, и тогда бинокль мог все погубить.

Виктория устало мне улыбнулась и повела плечами. «Все нормально?» — спросила одними губами, не произнеся ни звука. Я кивнул и вновь, боясь что-нибудь упустить, повернулся к Арке.