Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Оказалось, что для этого также использовалась незаменимая паяльная лампа! Процесс выглядел комично и состоял в наполнении железного умывальника горячей водой. После этого в непосредственной близости от умывальника ставилась паяльная лампа для отапливания воображаемой душевой. Желающий помыться раздевался, оставляя одежду на столе тут же в компрессорном зале, одевал шлепки, предварительно смоченные горячей водой и с помощью второго бойца или самостоятельно, поливая себя из кружки водой из раковины мылся до тех пор, пока вода не заканчивалась.

По окончании процедуры он влезал в бушлат и, не одевая больше ничего, с одеждой под мышкой мчался в «дизель», где уже одевался в нормальной обстановке. При плюсовых температурах паяльная лампа не использовалась, но сам процесс выглядел примерно так же. Вода стекала в имевшихся стоках в цеху, как будто специально для этого сделанных.

В части была баня, но мы туда ходили редко. С гораздо большим удовольствием мы посещали сауну в пожарке, настоящую, отделанную деревом, с паром и всеми удовольствиями. После года службы это стало вполне доступно, и я отлично помню следующую живописную картину.

Мы вдвоем с Котом идем в простынях, все в пару после отличной бани. При температуре воздуха за двадцать градусов мороза не торопясь переходим дорогу от пожарки к КДС и с удовольствием обозреваем обалдевшие лица пассажиров автобуса №28, поворачивающем непосредственно возле нашего КПП, буквально в тридцати метрах от нас.

Весь декабрь и январь я постепенно уходил в себя, что не прибавляло настроения.  Разговаривать было особенно не с кем, изредка заезжал Афоня на АКЗС-ке, да еще походы в столовую с таким же потерянным Пыхом. А тут еще и язвы на руках и ногах все росли, к февралю передвигаться стало просто мучительно, чистя снег я порой натурально выл на луну.

Когда скрывать проблему стало невозможно, на помощь постарался придти Валик Митителу, который осмотрел меня, велел мыться и менять белье ежедневно, мы даже посетили полковую баню, но время было упущено и уже Ким велел мне отправляться в санчасть.

Лечь в санчасть при моем сроке службы было дерзостью, после которой возвращение не сулило ничего хорошего по общепринятым нормам, да и по заверению узбека Миши. Но именно эти десять дней позволили мне войти в согласие с собой, отдышаться и зарядиться моральными силами.

В санчасти меня встретил солдат с парашютного класса, родом из Краснодара и большой, как и я, любитель футбола. Еда было из технической столовой, то есть отменная, лечение сводилось в основном в праздному времяпровождению, так как все необходимые солдатские обязанности выполнял мордвин удрученного вида, направленный в санчасть от греха подальше, так как он до этого дезертировал из войск и ожидал суда вдали от сослуживцев.

Кололи болючие уколы чего-то типа нитроглицерина, но немного. Основное время мы валялись на кроватях, болтали и читали книги. Шрамы от тех язв у меня остались навсегда, но следующая зима прошла без проблем, наверное сказалась адаптация и более нормальный ритм жизни.

Через десять дней я вернулся на КДС, совершенно излеченный и полный сил, в том числе моральных. Тамошние обитатели зло поглядывали на меня, дожидаясь ухода прапорщика. Однако, мое настроение изменилось и на провокационный вопрос, подразумевавший определение степени моей наглости: «Что, Дима, котлеты лопал?», я ответил не в ожидаемой оправдательной манере, а совсем наоборот: «Ага, по две!»

Выяснилось, что в связи с моим отсутствием, походы на кухню прекратились, заставить немца с Перегудовым вернуться к этим обязанностям не получилось, остальные вообще не считали это для себя возможным, так они и перебивались. Я понимал, что серьезных проблем стоило ожидать только от узбеков, да от старослужащих в роте, где тоже были наслышаны о моем выходящим за рамки дозволенного поведении. Ну так что же, я, в принципе, был готов в том момент.

Однако, выручка пришла в виде Дмитрия Федорченко, появившегося на станции в один из следующих дней, он рыскал сотоварищи в поисках «шила», а на станцию забрел после посещения парашютного класса, где мой знакомый по санчасти напомнил ему о появлении земляка.

Тут как-то все совпало, «шила» не было, присутствие пятерых дедов Димку не остановило и узбекам влетело по первое число. Меня при том не было, о самом визите я узнал спустя пару месяцев в изложении немца, заявившего при этом, что он к Баджику, как к земляку никогда не обращался. Так и я не обращался, я видел-то его только мельком до этого.

Зёма сам провел разъяснительную беседу, по итогам которой я, прибыв на станцию с пайками, с удивлением обнаружил, что узбеки меня сторонятся, немец с Перегудовым не прочь поговорить. Митителу относился ко мне с некоторой симпатией и всегда был в стороне от излишних придирок, занят в основном сваркой и прочими квалифицированными работами. Шумакову с Терешковым вообще было не до меня, у них своих проблем хватало, но перечить другим они никогда не решались и поняв, что мой испытательный срок пройден тоже нормально общались со мной.