Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Усы же я сохранил до самого дембеля и приобрел с ними достаточно бравый вид бывалого солдата. Паша Гейбель в роте пытался предъявлять претензии, но я был неистребимо упрям – положено, значит положено! С этого момента азербайджанцы считали меня за своего, если не были знакомы до этого.

Егор, как назло, также отпустил усы и мы стали с ним практически неразличимы.  Одинаковый рост, комплекция, цвет волос, схожие черты лица с появлением усов превратили нас в братьев-близнецов. На почте нам выдавали письма друг за друга, в роте путали, пытаясь всучить мне магнитофоны для ремонта, чем я никогда не занимался. Но апофеозом стало то, что мая мама не узнала меня на фотографии, еще бы – ведь там был Егор, а его сообщила, что он очень изменился, опять же увидев мое фото.

Мы с ним принципиально не видели сходства и поражались каждому такому случаю. На самом финише карьеры Егор остался в войсках до крайнего дня именно по причине того, что кто-то увидел меня в самоволке, но принял за него! Там правда была и другая более глубинная причина, но все закрутилось именно по причине нашего внешнего сходства.

На дембель в нулевой команде уходили Валик Митителу вместе с Жориком Урсу, что было конечно заслуженно. Первые увольнения в запас начались в мае, уже после Дня Победы. Я их провожал до самого выхода на посадку в аэропорту и жалел, что потерял такого товарища, к концу срока его службы мы в самом деле сдружились.

В то советское время в аэропорт Архангельска прилетало множество рейсов со всех частей Советского Союза: из Москвы, Ленинграда, Кишинева, Таллина и множества прочих, прямых и транзитных. Среди них был самый желанный рейс Архангельск-Казань-Волгоград! Провожая Валентина я, конечно же думал и представлял как сам полечу отсюда домой, всего-то через год.

Узнавая, что я служил в истребительной авиации мне часто задавали вопрос, летал ли я на самолетах. Я неизменно отвечал: «Конечно! В отпуск и на дембель!» В действительности я и самолеты-то видел только издалека, хотя выйти на взлетную полосу или сфотографироваться на фоне аэропорта проблем не составляло, но особо не тянуло.

Не все увольнения происходили по плану. Молдаванин Яворский с РГТ, например, решил с шиком подъехать к трапу самолета на АКЗСке, не обладая знаниями о необходимости прохождения процедур регистрации и посадки. Как он в итоге уезжал я не в курсе, но тогда все было проще и не исключено, его все же удалось отправить тем же рейсом.

У нас в части ходил анекдот из одного предложения: «Армия молдаван» – после чего полагалось смеяться. Валик, к тебе это точно не относится! Анекдот был посвящен текущей политической ситуации и удивительной способности призванных из этой республики ребят создавать комические ситуации. Я тоже убедился в этой их поразительной способности, связавшись на исходе службы со Степой Тэйбаш.

Ким серьезно озаботился ситуацией, в частности окончанием обустройства кубрика на станции для постоянного проживания. Увольнялось сразу пятеро, вопрос пополнения решен не был. Терешков уехал учиться на прапорщика и водителя-срочника на КДС не осталось, прапорщику приходилось крутиться самому.

Митителу уволился, поэтому сварку пришлось осваивать Перегудову, да и я научился в общем приближении пользоваться. Свои навыки и умения я умело скрывал, так как несвоевременно обнаруженные они могли повлечь нежелательные и неустранимые последствия в виде использования их всеми от офицеров до более заслуженных солдат в личных корыстных интересах.

Одного человека надо было отправлять в Казахстан на сельхозработы. После увольнения дембелей оставалось трое, водителя точно бы дали, ну тогда четверо. С учетом того, что один в обязательном порядке дежурил на станции, один был почти всегда в другом в наряде, ходить в роту было некому, но и спать на КДС троим в случае необходимости было негде.

Я чуть не через день торчал в наряде по КПП, а еще раз в неделю надо было кому-то ходить в наряд в караул, Шумаков тоже ведь должен был уволиться до конца июня. На КПП было неплохо, но очень холодно ночью. Имевшаяся система масляного отопления сломалась и мы притащили печку, сделанную из привычных «тенов». Прогреть комнату она была не в силах, но ночью, укрывшись сверху шинелью и наклонившись над ней можно было даже задремать. Разок от перепада напряжения загорелась проводка, но я не просыпаясь затушил ее шапкой и продолжил сон. Там на КПП я написал немало писем, ведя обширную переписку с родителями и друзьями.

Изменения пошли чередой. Вместо Терешкова командиром отделения стал Перегудов, который то ли имел звание младшего сержанта еще с Керчи, то ли получил его только сейчас, по крайней мере погоны ему пригодились только в это время.

Немец всеми силами пытался откосить от направления на работы и всех просил сломать ему руку, то есть на самом деле ходил с обмотанной полотенцем рукой и молотком.  У меня не хватило духа треснуть его с требуемой силой, да и мне ехать черте-куда не улыбалось, так он и уехал месяца на три-четыре.