Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Андрей был практически в том же положение на пожарке, что и я, один на четверых старослужащих, но или давление было сильнее или все же у меня характер за полгода немного приобрел стойкость. В итоге он сбежал из части и больше туда не возвращался. Последний раз я его встретил на гауптвахте летом 1991 года, куда его привез патруль после задержания в городе. Именно я, действуя строго по уставу под пристальным взглядом начальника караула, забрал у него неумело припрятанные сигареты и спички. Прости меня, Пых!

Со временем выяснилось, что на всем протяжении от КПП до взлетной полосы кипит суровая солдатская жизнь. На складе рядом с ЗАС проводил время молдаванин Чорба, известный несвоевременно проявленной способностью к ушиванию формы и занимавшейся этим ночи напролет в своей армейской молодости. Он избегал ночевок в казарме, предпочитая спать на кресле на вверенном ему складе. Когда он уволился на его месте заступил такой же молдаванин из Тирасполя его же призыва Степа Тэйбаш, вернувшийся из учебки в чине прапорщика.

Степану дали комнату в офицерской общаге, которую периодически использовал Ромка Бакланов, а после его увольнения и я. Степан звал к себе в гости, хотя признавал, что раздающиеся в окрестностях выстрелы мешают наслаждаться видами на Днестр. Ромка Бакланов общался с ним и после армии.

Также имелся парашютный класс с солдатами из авиаполка, там я познакомился с краснодарцем – любителем футбола. Имени не помню, но мы достаточно часто общались, особенно когда вместе наслаждались лечением в санчасти, именно он меня и познакомил с земляками – Димкой Федорченко, служившим в полку и еще одним парнем с области, который уже относился к «Системе».

От солдат парашютного класса мы слышали основные истории из жизни авиационного полка, как трагические (погиб командир парашютного класса, мировой мужик – не раскрылся парашют и он долго планировал, смог попасть в сугроб, но не выжил в госпитале), так и язвительно-смешные (рассказывали, что однажды вернулся самолет без одной ракеты, которую вроде бы потеряли над Северно-Ледовитом океаном при патрулировании).

Земляки в армии обязательно нужны и полезны. Федорченко был с Кировского района, на полгода старше по призыву. Однажды зайдя на станцию он в профилактических целях избил узбеков на виду у всех прочих, ничуть не смущаясь тем, что они были более старшего призыва. Полковые были в авторитете, наверное из-за их большей численности.

Также он рассказывал как после полетов нес ведро с массандрой и на вопрос офицеров: «Что несешь?» ответил, совершенно неожиданно для самого себя: «Шило!», после чего под смех продолжил свой путь.

Со вторым земляком я виделся совсем редко, имени не запомнил, но зато возвращаясь самолетом домой оказался соседом его жены с ребенком, мы оба  в Волгограде поразились неожиданной встрече. Других земляков не было, за все время встретил одного на гауптвахте, да иной раз уже ближе к демобилизации переговаривался по вертушке с Бахтияром.

Кстати, в те времена позвонить в Волгоград из Архангельска было нельзя по обычному междугороднему автомату, висевшему в аэропорту, пару раз я разговаривал на почте, заранее заказывая разговоры. Почта использовалась для этого, для получения и отправки писем и посылок, а также для восполнения запасов лампочек, так как в том подъезде лампочка располагалась  была в удобном для выкручивания месте – не покупать же!

Новый 1991 год я встречал в наряде на КПП с лейтенантом, прозванным «Поросенком», за схожее звучание фамилии и не слишком уважительному отношению военнослужащих. Призванный на службу после обычного института он был недалекий тип, смысл существования которого сводился по его собственному выражению к следующему: «Положил зарплатку в карман и заеб…сь!» Незлобный тип, но с такой простотой и  правильностью далеко не уедешь.

Я этого понять никак не мог, хотя с учетом жалования офицера порядка трехсот рублей, следует отметить вчерашнему выпускнику гражданского ВУЗа найти работу с такой оплатой было невозможно, особенно с учетом его достоинств. Среди меня он вел разъяснительную работу и склонял к борьбе с дедовщиной на основании почерпнутых им в газетах позднего советского периода знаний, то есть путем написания докладных на имя начальства! Несмотря на мое подавленное душевное состояние такой выход представлялся мне совершенно невозможным.

«Поросенок» высказал потрясающее по своей новизне мнение, что заступать в наряд на праздник крайне почетно, что я встретил с нескрываемым возмущением и отправился в двенадцать часов прогуляться в аэропорт. Вернувшись, я застал прыгающего на морозе «летёху», с возмущением требовавшего ответа: «Где ты был?» Ага, нашел дурака, я без обиняков заявил: «В туалете!», благо из-за отсутствия уборной при больших морозах мы на самом деле ходили в аэропортовский туалет.