Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Я прикидывал вариант снять верхнюю часть от грядушки, так как она снималась и вступить в неравный бой, но благоразумно отказался от нее. В кубрик вошло человек пять, сдернули с меня одеяло и прозвучало: «Подъем!» Я встал, увидел обступивших меня здоровенных парней и один из них, Шаталин из Калининграда, предложил кулачный бой один на один. Осмотрев для приличия всех собравшихся, как бы намекая на сомнительность предложения, я отказался. После этого Шаталин пару раз зарядил мне справа по лицу и вся компания отправилась восвояси.

Бил он, наверное, для профилактики, я не почувствовал боли и даже не упал с ног, только отвернулся и присел. По слухам, прибыв в эту самую часть Шаталин отметелил человек десять дедов и все время службы на ГСМ сохранял полную независимость. Радует, что наши с ним пути пересеклись совсем ненадолго.

С того случая на обоях осталось зримое воспоминание о том ночном происшествии. Удивительно, но сразу после «беседы» я лег и мгновенно уснул. Утром, умываясь заметил в зеркале, что одна сторона моего лица существенно больше другой. Встреченному по пути офицеру я пояснил, что упал, сделал это как-то автоматически, не задумавшись и, скорее всего, поступил правильно. Стукачей а части не жаловали.

Больше со мной подобного не происходило, один раз была попытка каких-то наездов от дедушек из РГТ и я даже получил от кого-то по лицу, но скорее за излишне дерзкий ответ. Большинство наездов предотвращалось реакцией старослужащих нашего отделения. За своих принято было заступаться. Внутри же КДС доставал меня только маленький узбек Миша, но он при всем желании физически не мог дотянуться до меня, махая кулаками где-то в районе груди. Правда и я бить его не решался.

Буквально через неделю на вечерней поверки я с удивлением обнаружил, что вместо пятнадцати человек внушительной внешности напротив нас на том месте, где располагался взвод ГСМ, выстроилась человека четыре щуплых солдат с туго затянутыми ремнями и испуганными физиономиями, которых я раньше и не замечал. Это было все, что осталось от личного состава грозного ГСМ.

Нашим пацанам с Керчи в роте было, наверное, тяжелее, чем мне, находившемуся всегда почти на «точке». С другой стороны они были вместе, а я один, в первое время даже поговорить особо было не с кем. Все выдерживали некую паузу, испытывая меня непосильными поручениями и постоянными придирками.

Порой накатывало достаточно сильно, особенно когда к моральным испытаниям присоединялись физические. Связаны они были не с тем, что можно было бы подумать наслушавшись мрачных рассказов, а с чисто медицинской проблемой, вызванной грязью, холодом, плохим питанием и сменой климата.

В Талагах любая ссадина или царапина не заживала, а начинала гноиться, разрастаться и кровоточить. Особенно страдали водители, которым приходилось стучать на морозе ключами, но и у меня со временем по рукам и ногам образовались какие-то язвы, количество которых росло и постепенно стало больно даже ходить.

Утром, после подъема все убирались на станцию, а я оставался убирать кубрик. Торопиться мне было незачем, поэтому я с радостью присоединялся к какому-то казаху, который каждое утро приходил в наш наполовину свободный кубрик для отжиманий, качания пресса и прочих физических упражнений. Выглядел он достаточно спортивно, но ничего сверхъестественного в нем не было.

Как-то так происходило, что после его появления никто уже в кубрик не заходил и  даже не показывался поблизости. Казах со мной не разговаривал, поглядывал сурово, но я делал все примерно на том же уровне, старался, так что и отрицательной реакции не было никакой.

Опять же, значительно позже выяснилось, что этот самый казах был грозой всего батальона по прозвищу «Баджик», настоящий ужас с автороты, который на пару с таким же типом по прозвищу «Кабарда» держал в страхе всех, несмотря даже на сроки службы. До них была примерно такая же парочка – Евлоев и Халиков, при приближении которых многие предпочитали зарыться в снегу, лишь бы не пересекаться. В любом пруду щука всегда найдется и после увольнения «Баджика» с «Кабардой», появились новые аналогичные персонажи.

В целом уровень агрессии в части существенно снижался за те полтора года, что я в ней провел. Уже при мне дедовщина, выражающаяся в зуботычинах и стремлении заставить беспрекословно совершать унизительные процедуры типа постирки чужой одежды, подшивания подворотничков и тому подобных вещей практически сошла на нет, во многом благодаря керченскому пополнению – нашему и на полгода старше. Не берусь сказать, почему это происходило, но на собственном примере я убедился, что нравы в армии становились более человечными с каждым новым призывом.

Это важно, потому что сломать можно практически любого, примеры этого были. В части офицера не приставишь к каждому солдату, да и воспитательные задачи в войсках присутствуют в крайне ограниченной форме.