Дальше дорога вела к временным постройкам базировавшегося в то время в Талагах 518-го авиационного полка, состоящего из звена истребителей МиГ-31, позже перебазированного в Котлас и расформированного. За время нашей службы иногда к нам залетали «Сушки» СУ-27, которые делали фигуры высшего пилотажа, изумляя невиданными возможностями. В поселке показательные полеты были одним из редких доступных развлечений и в такие дни народ валил семьями на летное поле.
Сам авиаполк располагался в полутора километрах от аэродрома в поселке, куда через болотистые места вел видимый когда сходил снег дощатый настил, и состоял из трех войсковых частей с разными номерами – авиаполк (где служили так называемые «Полковые»), рота навигационного обеспечения (в простонародье называемая «Системой») и автобат, то есть мы. Обще полковые построения были редки, командира полка в каракулевой серо-синей папахе я видел всего раза три. Казармы до весны 1992 года тоже были разные, так что варились в основном внутри своей части, а что касается нас – то внутри КДС и иногда среди РГТ, роты к которой формально относилось и наше подразделение.
Территория части была достаточно большая, но без внешних ограждений, на небольшой площади располагались столовые – отдельно для летчиков, техников и солдат, три казармы по числу воинских частей, классического вида здание штаба, общежитие для офицеров, котельная с баней, санчасть, клуб, библиотека, стадион, в некотором отдалении – автопарк с большими ангарами. Остальные точки были расположены вблизи аэропорта, в том числе и наша КДС.
Был даже свой памятник в поселке недалеко от клубы с истребителем на постаменте. У него проводились полковые смотры и построения.
Через 23 года в нормальном состоянии я застал только одно казарменное здание, бывшее в наше время полковой казармой, офицерское общежитие и одну из столовых, переделанную в магазин. Памятник сохранился, но выглядел до обидного неухоженным. Все прочее было полуразрушено, штаб сгорел. А вот помещение КДС сохранилось (там разместили автостоянку), я даже разглядел вывешенная мной табличку с тремя памятными буквами, правда меня туда так и не пустили, а проникать по тайным тропам через забор я не решился – времена другие.
Лучше всего выглядело КПП, огороженное ДОТами, в дополнение к шлагбауму появились ворота и ряды ежей в шахматном порядке.
На станции, кроме нас, жила черная большая собака по кличке Дина, которая вместе с чистокровным кобелем овчаркой Рексом из электроцеха подолгу устраивали собачьи свадьбы ближе к концу зимы.
Через несколько дней после прибытия я возвращался на КДС и поразился излишне ласковому и радостному окрику Перечнева: «Дима! Димочка!», такого обращения я не слышал ни разу и поначалу замер, не зная как реагировать. Ситуация быстро прояснилась – из-за спины выбежала наша Дина, которой наш дембель и обрадовался.
Позже у меня на станции появился не чистокровный, но игривый и красивый щенок с торчащими ушками, которого я назвал «Норд». Он радостно встречал меня из караула, подбегая, отбегая, требуя поиграть. Моего Норда выпросил у меня офицер, уезжающий домой на Кубань. Я не возражал, понимал, что там ему будет куда лучше, но какое-то время очень тосковал по нему и не смог привыкнуть к другому щенку, принесенному Кимом на смену.
С первых дней я был посвящен в круг собственных обязанностей, к которым относилось все, что было необходимо делать и что можно было придумать. В этот круг не входило только обслуживание ЗИЛ-131, на котором возвышалась бочка с черной полосой, и который был полностью в ведение Терешкова. В случае, если я заступал в наряд на КПП, в часы отдыха мне полагалось так же чистить снег.
Самым первым меня посвятили в порядок получения пищи, так как обязанность получения пищевого довольствия от Перегудова с немцем переходила в мои прямые обязанности до времени прибытия пополнения. Задача оказалась не из простых, я намеренно «тормозил», так как ни с первого, ни даже с третьего раза не смог запомнить путь до столовой, пролегавший по невидимым моему глазу утоптанным снежным тропинкам.
Я сходил до столовой с немцем, потом с Серёгой Перегудовым, потом еще, еще и, когда на «выпускном экзамене» опять повернул не туда, был награжден угрозой подзатыльника и требованием: «Сняться с ручника!» Необходимость самостоятельно ходить в столовую и там требовать пайки в отдельном окошке, расположенном с обратной стороны здания, меня пугала. Пугала потенциальными встречами с реальными старослужащими, к «своим» я быстро привык, опасности они вроде-как не представляли, зато являлись некой естественной защитой.
Конец моим тревогам положил внезапно появившийся чрезвычайно закопченный, даже в сравнении с нашими бойцами, воин, с торчащими во все стороны из-под шапки соломенными волосами и голубыми глазами.