Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Тогда же я познакомился Валентином Митителу из Кишинева, Валиком, моим первым товарищем в войсках. Мама у него была молдаванкой, а папа русским или наоборот. Глядя на его фотографию, сделанную той же зимой, где я в шинели, а он в привычной техничке, я вижу, что он почти вдвое меньше меня, а тогда казался и выше и больше. Прослужил он также к тому времени полтора года.

С Валиком я изредка переписываюсь, увидеться не получилось, но я в курсе его дел, так как достаточно тесно общаюсь с другим молдаванином его призыва – Георгием Урсу или Урсиком, который вместе с Валентином постоянно торчал у нас на КДС, хотя и был приписан к электро-технической роте. Урсик был меленьким неприметным пареньком, но отличным сварщиком. Валик тоже умел пользоваться сварочным аппаратом, но предпочитал помогать своему земляку, если тот был на месте.

Совершенно мне не запомнился в первый день Андрей Шестаков, родом с Челябинска. У него и внешность была ничем не примечательная и вел он себя скромнее всех. Может, его тогда и не было, так как он был уполномоченным от нашего подразделения для заступления в наряд на гарнизонную гауптвахту, расположенную в Архангельске. Этот наряд позже займет важное место, определившее многие события на втором году моей службы.

Сергей Терешков – из Белоруссии, на тот момент младший сержант. Сержантских погон на кителе у него долго не было. Выглядел он наиболее замызганно и даже пришибленно, возможно из-за субтильного телосложения и круглых очков с толстыми стеклами. Через полгода он вместо дембеля, непостижимо для меня отправится в ту же саму керченскую учебку для того, чтобы вернуться прапорщиком на КДС. Безобидный, работящий, отлично разбирающийся в технике парень, единственный имевший среди нас водительские права.

Вышеназванные, включая Урсу, отслужили по полтора года, то есть фактически были моими «дедушками» по армейской табели о рангах, где сначала шло время службы, а уже после – звание. До тех пор, пока на станции находился Перечнев, все они были тише воды и ниже травы, увидеть кого-то слоняющегося без дела было нереально. Да и после этого Терешков с Шестаковым оставались рабочими лошадками, Далшат также не слишком изменился, а вот Миша доставил мне много неприятных минут, за что поплатился перед самым дембелем.

Перечисление моих сослуживцев завершу представлением Сергея Перегудова из города Бердянск, который составлял мне компанию на КДС самое длительное время из всех и Альбертом Еннером (фамилию которого чаще называли на французский манер Эйнером). Оба они прослужили по году,  прошли через нашу керченскую пятую роту и наиболее радостно встретили мое появление.

Серега Перегудов был из города Бердянск, даже не знаю точно украинец он или русский, у нас сложились со временем вполне товарищеские отношениях, он закончил до армии училище по специальности газосварщик. Последним появился в тот памятный мне вечер с кастрюлей на длинной ручке, чайником в руках и рюкзаком за плечами был немец Альбертом Еннер, призванный из степей Казахстана. С Альбертом я изредка переписываюсь, он перебрался в Крым, а с Перегудовым не пересекался,  мы и были неразлучной парочкой в течение почти года и наши отношения можно назвать вполне себе дружескими.

Перечнев коротко представил меня, прояснил наиболее всех интересовавший вопрос происхождения (земляков не оказалось, но Перечнев сказал, что вроде в полку есть кто-то с Волгограда), отнес мой вещмешок в каптерку – небольшую пристроенную комнату внутри общего помещения станции, выдал вместо неуместной шинели бушлат (по факту армейский ватник с благозвучным названием) и на этом удалился в отдельно стоящий вагончик с приставленной к нему лестницей.

Я мысленно попрощался со своими вещами, но оказался неправ. Все сохранилось в лучшем виде, в парадке я ездил в отпуск спустя девять месяцев, пропал только белый парадный ремень, но его и употребить-то было некуда. Вероятно, он оказался добычей увольнявшихся в специально подготовленной к увольнению форме со всем знакомыми аксельбантами, отлакированными утюгом сапогами, расчесанными шинелями и прочими прибамбасами.

Приход «немца» Альберта с провизией внес оживление в ряды. Оказалось, что в столовую КДС-ники не ходят, обед и ужин получают на все отделение самостоятельно и едят на станции. Завтрак они игнорировали, сваливая из расположения части еще до подъема, а положенные масло и хлеб получали «в ужин». Это имело смысл, так как в результате своевременного оставления позиций до прибытия прапорщика все имели возможность часов до восьми-девяти «замочить харю» (определение сна отличалось от принятого в Керчи более интеллигентного «давить на массу»).