Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Одним из моих товарищей стал как раз бывший курсант третьей роты был Игорь Светличный (звали его Егор, а я на хоккейный манер – Ягр, а ведь тогда чехословацкий хоккеист Ягр и сейчас еще играет в своей родной Чехии, через тридцать-то лет!) – моя точная копия западэнского розлива. Он, как мне казалось, полностью забыл «ридну мову» за два года службы и, на этом основании я его подготавливал к предстоящему побитию в городе Ровно «аки Москаля», где по его словам приветствие с использованием слова: «Х…ль!» было в ходу даже  махровое советское время.

Но это все будет много позже (по меркам службы, конечно, а не общепринятым), а пока мы еще все торчали в военном самолете, на полу или если кому повезло – на деревянных скамейках. Из долгожданного, заслуженного и желанного отдыха (на армейском жаргоне в Керчи сказали бы «надавить на массу», а в Талагах процесс назывался с меньшей изящностью, но не менее точно по сути – «замочить харю») нам досталось по три-четыре часа в неудобной позе, а к концу полета еще и с единственной мыслью о необходимости срочно выйти по делам. За окном было непонятное зрелище, напоминавшее седые волны моря, что оказалось на самом деле облаками с обратной стороны.

2. Архангельск. В/ч№32924. Аэропорт «Талаги».

«Все кажется привлекательным

через смягчающую дымку времени»

(Дж. К. Джером)

Самолет приземлился в потемках на слегка расчищенной от снега территории аэропорта «Талаги» – главного, одновременно военного и гражданского аэропорта города Архангельск. Было, наверное часов шесть вечера, но зимой в Архангельске темнеет, едва забрезжит рассвет, что компенсируется полным отсутствием ночи летом.

Мы выкарабкались на свежий морозный воздух, выдохнули, разбредаясь по сугробами и после, обжигаясь воздухом, собрались робкой кучкой, чтобы загрузиться в привычный бортовой крытый ЗИЛок. Из вещей только вещмешки с парадками и небольшим количеством личных вещей.

Армейский вещмешок представляет собой полый прямоугольник с пришитой по краям лентой из такой же грубой ткани защитного цвета. Как и портянки, одобренные всеми за удобство использования и возможность многократного перематывания при намокании, так и солдатский рюкзак сделан по минимуму затрат и дает максимум преимуществ. У него нет однозначно заданного объема. Узел формируется на том уровне, который необходим для имеющейся поклажи. Отсутствие специальных приспособлений  и замков делает практически невозможным их поломку. Изобретение на пять с плюсом!

Портянки, кстати, относятся к тому же классу изобретений хитрых на выдумку людей. До призыва я опасался в армии портянок и дедовщины. Так вот первый страх исчез через неделю и превратился в признание. На Севере ко всем известным достоинствам прибавилась возможность наматывать несколько штук на ногу, для чего требовался сапог на размер побольше и пригодной по размеру для использования любой теплой ткани – платка, полотенца или даже газеты. В то время в ходу были портянки, сделанные из шерсти, что делало сапоги утепленными, хотя все равно валенки или унты летчиков больше подходили к северным температурам.

Минут пятнадцать в машине и вот нас выстроили на небольшом плацу, опять же в темноте, в окружении сугробов и небольших одно и двухэтажных зданий. Пока мы выгружались, приводили себя в порядок и выстраивались, подошло несколько человек военного вида, но в странной черной форме-спецовках.

Один из них, низкий, узкоглазый и улыбчивый спросил: «Кто тут из Волгограда?» Поскольку я еще не насладился заслуженным отдыхом в дороге, я толкнул Бахтияра вперед, но кореец Виктор Львович Ким (одно из главных лиц в моей жизни на протяжение последующих полутора лет) тут же уточнил: «Русский!» Он значительно лучше меня умел на тот момент умел определять национальность по внешнему виду.

Делать было нечего и я строевым шагом, как учили, вышел из  строя, изрядно позабавив окружающих. Был я в возбужденном состоянии и чувствовал себя пьяным от свежего воздуха, предчувствия острых ощущений и подкрадывающегося голода. Невысокий кореец в черной форме, собственно, это была техническая форма обслуживающего военный аэродром персонала – «техничка» (у летчиков была похожая, но темно синего цвета), без формальностей забрал меня из строя и отвел в двухэтажное здание неподалеку, где располагались неизвестные мне военные, чрезвычайно обрадованные моему появлению.

Сдав меня на хранение офицеру, облаченному в нормальную шинель, в крайнее от входа тепло натопленное помещение дежурки, он взял телефон и стал с прибаутками вызывать машину. Мое появление не прошло незамеченным и в помещение роты, где я тут же стал предметом обсуждения, так как обратился к ответственному по роте офицеру словами: «Экскьюз ми!»