Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Двухэтажная казарма оказалась зданием батальона обеспечения под командованием капитана (опять же получившего майора в период моей службы, положительно, всем встреченным мной капитанам везло!) Галицкого – высокого и высокомерного, стройного, с ногами в виде буквы «Х» человека, который в целом соответствовал сформированному у меня положительному образу офицера Советской армии.

В казарме батальона располагались рота охраны, аэродромная рота, авторота на первом этаже. На втором этаже были электро-газовая рота (которую называли РГТ или РЭТ), взвод склада ГСМ и отделение КДС (кислород-азот добывающей станции). Внутреннее убранство примерно соответствовало привычному по Керчи, с поправкой на лет десять повышенного износа, да кровати не везде были двухъярусными. В первый день пребывания желания подробно знакомиться ни с бытом, ни тем более – с обитателями, у меня не было и я из каморки дежурного носа не показывал.

Прапорщик Ким вернулся за мной и мы забрались в кабину новой красной пожарной машины на базе КАМАЗа под управлением чумазого солдата с прибалтийским выговором по фамилии (или имени) Вильпус. Ким спросил почему приехал он, на что получил ответ: «Так Вы куда звонили?» Только я настроился отдохнуть и привести мысли в порядок, мы уже въезжали в какие-то огромные железные ворота, сопровождаемые громким призывным сигналом «пожарки».

Первое мое появление на территории ставшего почти родным КДС (произносилось как Ка-Дэ-Эс) осталось у меня в памяти безудержным щемящим всепроникающим чувством холода, сумрака, незащищенности и неустроенности, что давило очень сильно на общее восприятие ситуации. Мы прошли в достаточно просторный зал, обложенный плиткой на полу и стенах, с большими окнами разделенными на двенадцать прямоугольников стекол, умывальником в углу и ведущей дальше аркой, где виднелись огромные танковые двигатели, установленные на таком же плиточном полу.

По команде: «Строиться в компрессорном зале!», раздавшийся непонятно откуда, мгновенно собрался военный народ в замызганных одеждах, представлявших из себя сочетание ватников, штанов всех имеющихся в армейском употреблении видов, таких же курток и шапок набекрень. Все выстроились в ряд на фоне листа ДВП с надписью «СОЧИ-90», после чего прапорщик сказал пару слов и оставил меня в их кругу, а сам куда-то удалился до следующего утра.

Я взирал сверху вниз, слегка покачиваясь и осматриваясь вокруг. Глядя на сохранившиеся фотографии, многие из собравшихся были мне едва по плечо, но тогда я этого не замечал. Всего в строю было человек семь, перечислю поименно, так как помню всех абсолютно четко. Достаточно быстро я понял, что на КДС был главнокомандующий – прапорщик Ким. Он подчинялся напрямую только командиру батальона капитану Галицкому, до которого было как до звезд и на тот момент он был для меня сродни небожителям.

Среди личного состава срочной службы на момент моего прибытия был один «дембель», пятеро «дедов», двое «фазанов» («гордых, но глупых птиц», то есть солдат, отслуживших по году), ну и примкнувший к ним я, считавшийся по тамошнему обычаю до года хотя и не полным «духом», но недалеко от этого, тем более никого моложе по сроку службы не было. Любому, наслышанному об армейских порядках, мое положение не показалось бы завидным.

Итак, первым, кому я собственно и был передан прапором для проведения общего инструктажа сразу после прибытия, в списке значился Саня Перечнев, в честь которого и была сделана надпись «Сочи» (он был с поселка Лазаревский), уже дембель, который веселым голосом сразу предупредил, что его имя запоминать не обязательно.

Перечнев был примечательной личностью, о котором я впоследствии слышал немало рассказов, светился позитивом, ночью мог запросто из развлечения кидать снег лопатой и при мне все делал в удовольствие. Авторитетом он обладал не только на КДС, но и в роте, в чем я очень скоро убедился, когда в первую свою ночь в казарме получил возможность посмотреть кубок УЕФА (московское «Торпедо» обыграло в гостях «Монако» 2-1, а Юра Тишков забил дважды).

Перечнев отправился домой недели через две, то есть примерно двадцатого декабря, что не свидетельствует о его служебном рвении. Он заходил на станцию примерно через год, приехав по каким-то своим делам в Архангельск, был очень рад, что  застал кого-то помнившего его! Сразу скажу, что в нашем автобате были и бойцы, получившие документы о демобилизации после вечерней поверки 31 декабря. Достойные солдаты, для которых служба точно не прошла напрасно!

Среди с интересом смотревших на  меня чумазых лиц было два узбека: чуть выше среднего роста Дилшотбек Юлдашев – Далшат (правда позже выяснилось, что он был по национальности киргиз, хотя и с Узбекистана) и совсем маленький Миша (его родного имени не знаю, Миша применимо ко многим, а фамилия вполне соответствовала его восприятию мной – что-то вроде Мирзоев, точно не запомнил). Далшат был вполне терпимым, без закидонов, а Миша куда более вредным и нахальным.