Похождения видов. Вампироноги, паукохвосты и другие переходные формы в эволюции животных

Пойманная добыча попадала в рот, открывавшийся под глабелью назад, и прикрытый спереди округлой, трапециевидной или раздвоенной известковой пластинкой – гипостомой (от греч. υπο – под и στοµα – рот). Судя по разнообразию форм и рельефа гипостомы, эта часть скелета играла важную роль в жизни трилобитов. Вот только какую именно, пока никто не догадался. Пища переваривалась во вместительном мускулистом желудке, занимавшем все внутреннее пространство глабели. (Отпечатки мускульных тяжей, которые поддерживали желудок и растягивали его, иногда остаются на внутренней поверхности глабели.) В желудок открывались объемные пищеварительные железы (рис. 4.11б). Такие же железы, состоящие из разветвленных трубочек, обычно парами располагались вдоль всего кишечного тракта: переварить сырую и плохо пережеванную пищу было непросто.

Однако ели трилобиты хорошо и постоянно росли. Скелет у них, как у всех членистоногих, находился снаружи, поэтому его по мере роста приходилось скидывать. Линяли они от 8 до 30 раз в течение жизни, каждый раз удлиняясь на один-два туловищных членика, а в целом вытягиваясь до 1200 раз. В определенный момент прежняя «шкурка» распадалась по всем швам (это действительно были швы, и они прекрасно видны на панцире) и обновленная «душа» трилобита через разрыв между головным щитом и туловищными сегментами выбиралась наружу. По сравнению с животным, «закованным» в твердый панцирь, это действительно была душа – почти бестелесная, нежная и очень ранимая. Подавляющее большинство смертных случаев у членистоногих приходится на время линьки, когда они оказываются совершенно беззащитными перед хищниками. Потому на время смены «одежки» трилобиты либо скрывались в пустых трубках червей и раковинах моллюсков и хиолитов, либо сбивались в большие стаи, выстраивались цепочками и уходили в безопасное место. Возможно, туда, где поглубже: без света и с минимумом кислорода хищникам не разгуляться. Примерно так ведут себя лангусты, которые, касаясь «усами» впереди идущего, чтобы не потеряться и не нарушить строй, совершают дневные переходы. (А на ночь выстраивают каре, как овцебыки, выставив наружу вместо острых рогов колючие антенны.) Как обычно в палеонтологии, ученые радуются, когда очень не повезло их объекту исследования: остатки панцирей трилобитов, погибших в общих норах или оставшихся лежать извилистыми цепочками в пару десятков особей, свидетельствуют о коллективном поведении этих членистоногих. Раннеордовикские (480 млн лет назад) «носатые» ампиксы (Ampyx), вероятно, использовали свои длинные торчавшие вперед головные шипы, чтобы следовать друг за другом (рис. 26.6).

В колонну по одному трилобиты выстраивались отнюдь не случайно: опыты с виртуальными течениями показывают, что таким образом все, кроме лидера, испытывали меньшее (на 65–80 %) лобовое сопротивление потока. По той же причине чем теснее прижимаешься к пигидию товарища, тем легче ползти. А уставшего лидера, чтобы сложившееся общество поступательно двигалось вперед, всегда можно поменять, даже не дожидаясь его естественной смерти.

Возможно, умение различать себе подобных закладывалось в трилобитах с личиночного детства, когда они стайками кружились вокруг выносившей их самки. Неизвестно, действительно ли они жили какое-то время «семьями», но находки скоплений взрослых трилобитов одного вида и размера, например силурийского арктинуруса (Arctinurus) в сланце Рочестер (штат Нью-Йорк, США), подсказывают, что «совместное проживание» практиковалось как способ избежать больших неприятностей. Панцири почти всех трилобитов в этой стае «понадкусаны» с одного конца – это правый край пигидия, реже передняя часть туловища. Значит, они постоянно подвергались атакам хищника (или хищников, тоже стайных), которого выдает поведенческий стереотип: напасть сзади и справа. Оставляя в зубах или клюве противника куски плевр, трилобит скрывался среди скопления соплеменников, куда хищник соваться остерегался.