Похвала добродетели

Он верил, что Кинжал не подведет его, не подставит ему под ноги «ложный» камень, который тут же обвалится. Нет, на него можно положиться. Только бы хватило сил, только бы не рухнуть по дороге. Такой усталости Магомет не испытывал еще ни разу в жизни. Но если перед человеком — всего один путь, значит, надо его пройти.

С жадностью вдыхал Магомет знакомый запах вершин, стараясь не замечать ни того, что пальцы рук стали почти бесчувственными, а ноги словно налиты расплавленным свинцом. Нет-нет, это только так кажется, он должен совладать с собой, у него хватит сил, потому что от этого зависит его победа. Та единственная победа, которую ему дано одержать.

Вершина приближалась медленно, слишком медленно, это только кажется, что она — рядом. Сколько уж раз так казалось! Но прошло еще полчаса, еще час, и вот уже она открылась, вся залитая лучами близкого солнца. Теперь можно перевести дух, можно немного задержаться и отбить этот выступ, мешающий подъему.

Магомет остановился и впервые за все время огляделся по сторонам.

В немом восхищении пристально смотрели на него высокие горы. И ветер словно притих, удивленный появлением человека, и черная лента реки на миг приостановила свой извечный бег... Нет, все это только кажется! Ничему и никому нет до него дела, и сто́ит сделать всего лишь один неверный шаг, как он полетит вниз, разбиваясь по пути о бесконечные каменные ребра. Но уж зато там, внизу, он ничего не будет чувствовать. Ни-че-го!.. Как это просто! Впрочем, смерть, вероятно, всегда проста. Прекрасна в своей сложности только одна жизнь. Почему лишь сейчас, оставшись наедине с этим белым миром безмолвия, он так ясно почувствовал, до чего же она нужна ему, жизнь, с ее любовью и ненавистью, с поражениями и победами, со слезами матери и робкими улыбками Нафисат?..

Густой туман плыл над ущельем, похожий на многоводную холодную реку в разливе. Замечал ли он это раньше? Нет, никогда! Все, что он видит сейчас, — все впервые: и синева неба, и серебряная гряда хребта, и свинцовая змея горного потока, прорезающего белый саван ущелья, где-то там, внизу.

От плотной, слитной толщи тумана вдруг оторвался острый клин и, затягивая ближние утесы, поплыл кверху, к небу. Магомет проводил его долгим взглядом.

«Сжалься надо мной, Кинжал, — сам того не замечая, мысленно говорил Магомет, — я — не враг, я — друг твой, горец, так помоги мне сберечь остаток сил, чтобы достичь твоей вершины. Один только я знаю, как крут твой нрав, но я никогда не боялся тебя, я тебя приручил, Кинжал, помоги мне дойти до цели...»

Онемевшие губы его слегка шевелились в этой беззвучной мольбе.

Услышал ли ее камень?

...Еще совсем немного — и Магомет ступит на вершину Кинжала. Еще совсем, совсем немного...

Удивительная радость высоты охватила его. Что может сравниться с этой радостью приближения к вершине, какое другое чувство? Сколько уж раз испытал он его, и каждый раз по-новому, как что-то еще не изведанное. И там, на самом верху, силы возвращались к нему, — какие-то неизбывные новые силы, и с жадностью от вдыхал сладкий воздух высот.

И вот они снова встретились — он и вершина горы Кинжал. Немая, гордая вершина. Встретились в третий раз в жизни.

Магомет отер со лба пот, огляделся вокруг. Под ним дыбились и сияли нетронутыми снегами давно знакомые, с детства знакомые горы. Казалось, они подпирают собою синий купол неба, и нет им конца, и весь мир состоит из этих красивых белых великанов, и никогда уже он, Магомет, не покинет их, потому что некуда ему теперь податься: внизу враг!

А с Орлиного гнезда, где он оставил своих провожатых, в упор на него глядели дула автомата и винтовки, как два глаза, в которых нельзя прочитать ничего, кроме смерти. Он видел эти две зловещие точки, они словно гипнотизировали его, притягивали холодом своего металла и напоминали: выбирай, смерть или жизнь? Ну, выбирай!

Но он давно уже выбрал.

«Нет, — думал он, и ощущение победы кружило ему голову. — Нет, напрасно вы задираете свои головы в шапочках с эдельвейсами — вам сюда не подняться! И если вы все еще надеетесь увидеть над Кинжал-горой свой флаг с паучьей свастикой, — этому не бывать!»

Он сам испугался своего громкого смеха, неожиданного, радостного смеха, звонко раскатившегося в горах. Чему он радовался?

Победе!

— Я победил вас! — крикнул он, сам не узнавая своего голоса. — Я обманул вас! Вот он, ваш флаг, смотрите, ловите его, — ну! Ловите же эти грязные тряпки!..

В исступлении он с треском рвал фашистский флаг и швырял вниз лоскуты, которые, как подбитые птицы, цеплялись за острые выступы скал и там замирали, поверженные. И, швырнув последний клочок, Магомет бросил ему вдогонку металлический флагшток, застучавший по камням.

Выстрелы эхом отозвались в горах.

Пуля вонзилась в грудь, и горячая кровь тяжело поползла по заснеженным камням вершины.

— Ах, проклятье, как рано! — прошептал Магомет. — Я сделал все, что мог, но так хотелось бы пожить еще хоть самую малость, хоть одним-бы глазом увидеть победу...