Похвала добродетели

Такого успеха у аудитории не знал, наверное, сам Ираклий Андроников. Мои слушательницы готовы были просидеть около меня весь вечер и всю ночь. А Сайра пододвинулась ко мне поближе, подперла рукой голову и, приоткрыв рот и затаив дыхание, стала просто сверлить меня своими кукольными глазками. И тут я снова понес... любой Шахерезаде не под силу было бы тягаться со мной! Самому себе удивлялся. Впрочем, мои угольного цвета усы, выдающийся нос и ястребиные глаза тоже сами за себя говорили. Ну, глаза, может, и не совсем ястребиные, но, когда меня осеняло вдохновение, по-моему, из них даже сыпались искры.

Я не боялся, что родник моего красноречия когда-нибудь иссякнет. Недаром один из моих старинных приятелей называл меня (из зависти, конечно) репродуктором.

И вот однажды, в один из таких же чудесных вечеров я вдруг заметил, что худощавый парень в солдатской, но уже без погон гимнастерке слушает меня, порой ехидно ухмыляется и покачивает головой. А когда я положил руку (нечаянно, конечно) на плечико Сайры, парень резко встал, круто повернулся и зашагал прочь.

Возвращался я домой поздно. Однако этот тип в гимнастерке, оказывается, ждал меня у самого порога.

— Послушай, фельдшер, поговорить мне с тобой надо, — хмуро пробурчал он.

— Я слушаю. Присядем на скамеечку.

— Так вот. Все, что ты плетешь про бурки и кинжалы, про пистолеты и скачки, — вздор. Служил я в ваших краях. Джигиты там, возможно, есть, как и везде, но эти дерзкие похищения девушек — чепуха. Полдюжины быков — тоже чепуха.

— Позволь... я...

— Позволю! Я позволю тебе развлекать своими баснями глупых девчонок. Но Сайру оставь в покое. Понятно?

— Ах, вот оно в чем дело! — догадался я.

Мне бы тут, естественно, выхватить кинжал и... Но такового при мне не оказалось. Мне бы тут, как истинному кавказцу, засучить рукава и... Но я терпеть не могу громких разговоров, особенно если у противника блестит на груди среди всяких значков еще значок перворазрядника по боксу.

— Я ведь люблю ее. И очень давно, — тихо сказал парень.

— А почему я не могу? — вдруг вырвалось у меня. — Люби себя на здоровье! А я... я... тоже...

Кавалер многих значков ушел не попрощавшись. И с той минуты стал он моим потенциальным врагом.

Вот когда я почувствовал все тяготы моей пропагандистской деятельности. Этот Аскер (так звали парня в гимнастерке) при случае задавал всякие коварные вопросы, шумно сомневался в достоверности моих рассказов, которые после памятного ночного разговора и так уже стали гораздо прозаичнее. Словом, Аскер на каждом шагу старался подложить мне свинью. Моя ослепительная репутация просто не давала ему покоя.

— Знаешь, фельдшер, — сказал он однажды, многозначительно подмигнув Сайре, — в последнее время я что-то стал плохо себя чувствовать.

— На что же ты жалуешься? Где у тебя болит? — участливо спросил я.

— Так вот я и хотел у тебя узнать. Если у вас на Кавказе живут такие удивительные мужчины, то и для тебя, для фельдшера, определить болезнь человека должно быть плевое дело? Ведь у вас каждый — в своем роде сказочный джигит.

— Обратись-ка ты лучше к Османкулу.

— К ветеринару, что ли?

— Да, к ветеринару. Это он умеет ставить диагноз, ни о чем не расспрашивая своих больных.

Эффект моей победы превзошел все ожидания. Толпа ребят и девушек подняла такой хохот, что у них под ногами заклубилась пыль. Аскер сжал кулаки, стиснул зубы, сделал глубокий вдох-выдох и поспешно ретировался, будто его ждали срочные дела. Вслед ему неслись смех и шуточки парней:

— Аскер, не торопись! Османкул сейчас занят телятами!

— Хорошую таблетку выдал тебе фельдшер!

Веселились все. Все, кроме меня. Нет, Аскер этого так не оставит. Иначе, какой же он мужчина? Я ждал новых козней. И готовился к отражению новых атак.

Прошло много дней. Аскер почему-то ничего не предпринимал. Наоборот, стал со мной приветливым, улыбался еще издали, при встрече протягивал руку. Но я знал: нет, не к добру все эти любезности.

* * *

Как-то утром, когда я заканчивал делать школьникам профилактические прививки, в окно медпункта заглянула Сайра:

— Знаешь, завтра у нас будут состязания. Придешь?

— Обязательно приду, Сайра-бюбо. Непременно приду. Постой! Постой! А что за состязания? Кто с кем собирается состязаться? — Но Сайра уже упорхнула.

На традиционные весенние состязания собралось все селение. Аксакалы уже сидели на своих особых местах, а парни готовили лошадей к скачкам.

— Эй, фельдшер, подойди ко мне, дорогой! — крикнул старый Жекшенбай. — Сядь со мной рядом.

Не воспользоваться лестным предложением аксакала было бы чудовищной бестактностью. Я не заставил себя упрашивать.

— Как тебе нравится во-он тот гнедой? — спросил старик.

— Что ж, ничего... Вроде бы... э‑э... вполне. Да. Очень. Только тяжеловат немного. Как будто. А так ничего, — постарался я дать ответ повразумительней. (Не знаю, какая физиономия была у меня, когда я говорил, но в паузах, во время многоточий, ручаюсь, у меня был вид настоящего знатока.)