Похвала Маттиасу Векманну

У Векманна Шютц; у Баха — дядюшка Иоганн Кристоф. Это соответствие побуждает всё-таки задуматься о неслучайности и прочих, воспринимать этот биографический параллелизм как некий указатель Божьего Промысла… избирательное сродство. И отцы оставили их обоих сиротами в том же отроческом возрасте! Этот мотив тоже отделяет Векманна от северо-германского ландшафта и приближает его к ландшафту «тюрингскому», среднегерманско-баховскому…

Из одного этого дядиного Lamento: Wie bist du denn o Gott, in Zorn auf mich entbrannt (in e-Moll) — О как же Ты, о Боже, свой гнев на меня разжёг (источник текста неизвестен; не Плач Иеремии!) — видно, кем был для юного Иоганна Себастьяна Иоганн Кристоф. И какой потерей была для него смерть дяди в 1703 г. На всю жизнь (мы думаем) отпечатался в душе Баха этот ми минорный гештальт — вплоть до Crucifixus Высокой мессы и многого другого баховского ми минорного… Но эта сильная вещь, отмеченная таким напорно-патетическим пафосом, чуждым Векманну — с другими фигурами, гармонией, чтением текста — она всё ещё содержит в себе нечто векманновское, хотя и более проста, однолинейна и нет в ней ничего «итальянского»… Это не значит, разумеется, что они там с дядей забывали даже строить свой орган, а только штудировали Векманна… Может, и вообще не знали о его существовании…

«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ио. 3:8).

Муж сей дитя был счастья в век суровый,

А мы — несчастны в век гуманный сей.

Талант его расцвёл в музыке новой,

Толпы удел — некрополь и музей…

И он, так кротко, вопросил: Зачем их укоряешь,

А просветить не хочешь, и ворчишь?

Смотри и слушай: вот, мои звучанья

Во всех краях давно взметают тишь.

Едва ж в России слышно что, но привлеки вниманье

К музыке сей, доколе же ты спишь?

Мой дух он возбудил, и вот, им пробуждён,

А сон отринув, за перо я взялся,

На труд сей похвалы неленостно собрался,

Не славой временной, но вечностью пленён.

Петербург, сентябрь-декабрь 2023, апрель 2024.

Приложение

Безпримерная архитектоника хорального цикла O Lux beata Trinitas требует особого разсмотрения. Мы размышляли в книге о «крестовом» IV версусе, разделённом, единственный раз во всех девяти хоральных циклах, на 4 вариации. И это есть Крест, говорили мы. И больше ничего такого нет у Векманна.

А оказывается — есть! В этом же цикле! Вот три первых версуса этого цикла — три — Троица. Во всех трёх этих версусах cantus firmus прямой, целыми нотами, это — догмат, учение о Святой Троице. В первом версусе cantus firmus в педальном теноре, во втором — в мануальном (или педальном) сопрано, в третьем — опять в педальном теноре с ритурнелем на двух мануалах. Теперь вопрос: где какое Лицо Троицы? Бог-Отец в I версусе? Но Он, в органной музыке, не бывает в теноре. Бог-Сын во II? Но он не бывает в сопрано. Бог-Дух Святой в III? Но он не бывает в теноре. Итак, из трёх первых догматических версусов не усмотреть, не увидеть ясно Лиц Святой Троицы, ясно только, что их три.

Далее идёт составной IV версус с четырьмя сторонами Креста, о чём см. в основной части «Похвалы». Крест — основа христианской веры, это мы знаем. Но что привело Господа нашего Иисуса Христа на Крест, на казнь ради нашего спасения, которую заслужил не Он — заслужили мы? Любовь. К нам — виновным, грешным. И вот, в V версусе (5 язв Христа) нет прямого кантуса фирмуса, это не догмат, он проводится не целыми нотами, а — колоратурно! Что же это значит? Колоратура — это, конечно же, не догмат, но что? Экстатика, восторг, любовь. Вспомним, что эти грегорианские древние мелодии (как и O Lux beata Trinitas) — что они были когда-то давно не «кантусом фирмусом», не целыми безжизненными нотами, в которые их «превратили» позднейшие обработчики гимнов, а восторженными юбиляциями любви, высокого певческого искусства, сродного аскетике, цель которой какая? Чрез умерщвление земных чувств, страстей, помыслов придти именно к такому познанию Божества — к любви, к экстазу, но в котором перегорели все чувственные греховные устремления и действования падшей природы.

Векманн в своей колоратуре как бы и претворяет это древнее певческое искусство, окрылённое любовью и вот, очами любви, мы видим теперь, в этом версусе, Божественную Троицу лицом к лицу: да, сначала все три строфы гимна проведены в сопрано — Бог-Отец, далее — в теноре (с значительным заимствованием нот сопрано: «Я и Отец — Одно» — Ио. 10:30) — Бог-Сын, и опять в сопрано, но с перелётами в другие тесситуры (Дух вездесущий и всё наполняющий — молитва Св. Духу) — Бог-Святой Дух. Причём эта последовательность — сопрано — тенор — сопрано — есть обращение таковой же в первых трёх версусах — тенор — сопрано — тенор. Догматика тех трёх не увидела того, что увидела любовь — Бога лицом к лицу!