Тем октябрьским вечером, когда она предстала перед ним голой и попросила взять ее замуж, Герман впервые назвал ее прекрасной, бесстрашной и бессмертной. Той ночью он был нежен и неутомим, а утром, за завтраком, сказал, что будет счастлив, если она станет его женой.
– Но видишь ли, Тина, – продолжал он, наливая ей кофе, – мне нравятся не только женщины, и с этим ничего нельзя поделать. Если ты готова с этим смириться, я буду счастлив…
– Значит, мужчины…
– Скорее – эфебы…
– Что ж, – сказала она, поднося чашку к губам, – тогда, надеюсь, ты смиришься с тем, что у меня будет ребенок. К врачу я еще не ходила, но менструаций у меня не было семь недель…
– Так это же прекрасно! – восклинул Герман. – У нас будет ребенок! Это же счастье, Тина!
В конце ноября они поженились, а в июне она родила мальчика, которого назвали Рафаэлем.
Именно тогда стала разваливаться организация, в которой Герман занимал довольно высокий пост. Эта организация обеспечивала аптеки и больницы лекарствами, в том числе импортными. У Германа сохранились хорошие отношения с некоторыми немецкими, французскими и швейцарскими партнерами, и он открыл собственный фармацевтический бизнес. Несколько лет завозили лекарства из-за границы, а потом стали вкладывать деньги в российские заводы, строить новые.
Тина занималась в университете, одновременно учила два языка и помогала мужу. На сына времени не оставалось – ему наняли дорогую няню. Ночевали то на даче, то в московской квартире Германа – чаще вместе, иногда порознь. Ей и в голову не приходило интересоваться, чем занимается муж, оставаясь в Москве один. Может, спит, может, спит с мальчиком – да плевать. С ней он был по-прежнему нежен и честен, а в постели был так изобретателен, что нередко удивлял жену, которая считала, что знает о сексе все.
Однажды на Германа напали у подъезда офиса в центре Москвы. Тина выхватила у бандита бейсбольную биту, проломила ему голову, а второму переломала ребра.
После этого случая они наконец завели настоящую охрану из бывших сотрудников КГБ. Руководил службой безопасности Тимур – огромный самец, умный и обаятельный. Это был период, когда Герман увлекся студентом театрального училища и подолгу не бывал дома. Тина переспала с Тимуром, но вскоре поняла, что ошиблась: он стал относиться к ней как к своей «бабе». Через банк, которым владел друг Германа, она проверила счета Тимура, сопоставила цифры, даты и поняла, что начальник охраны ворует у компании. Она назначила ему встречу в своем кабинете, приготовилась к трудному разговору, но Тимур решил прибыть на встречу в хозяйской машине – и был разорван взрывом на куски. Конкуренты помогли избавиться от проблемы – Тина вздохнула с облегчением и больше никогда не заводила служебных романов.
Когда вдова Тимура пришла за пособием, Тина сказала:
– Во-первых, он воровал у нас деньги. Во-вторых, доказал свою профнепригодность, погибнув в машине, которую не проверил как полагается. Но поскольку вы беременны, я позволю вам пользоваться одним из его счетов – вам и вашему ребенку надолго хватит.
– Какая вы бездушная! – сказала вдова.
Тина нажала кнопку на переговорном устройстве и сказала:
– Следующий.
Во время кризиса 1998-го, когда компания оказалась в тяжелом положении, Тина достала из канализационного колодца рюкзак с долларами, продала квартиру покойного Голубовского на Мясницкой – этих денег хватило, чтобы спасти фирму. Уже через два года прибыли компании выросли втрое, а еще через три года она стала лидером на российском рынке.
Герман и Тина объединили свои земельные участки в Новом Маврине, построили большой дом и крытый бассейн, разбили газон – не хуже, чем у соседей.
Раз в месяц звонила мать – передавала городские сплетни, жаловалась на врачей: они никак не могли вылечить Савву, которому нужна была операция. Тина регулярно посылала матери деньги, но когда та сказала, что хотела бы приехать в Москву, чтобы хотя бы глазком увидеть внука, отрезала: «И думать забудь».
Ее сын с каждым годом все больше походил на своего отца, покойного Рафаэля Голубовского. Высокий, гибкий, сильный, красивый, он был мальчиком мягким, мечтательным, ранимым. В те редкие часы, когда Тине удавалось побыть с сыном, она чувствовала себя человеком, попавшим из шумного заводского цеха в лесную глушь. Рафаэль никогда не повышал голос, не кричал и не дрался, много читал, легко усваивал английский, а в музыкальной школе говорили, что он одаренный пианист, которому прямая дорога в консерваторию. Когда Рафаэль слушал Брамса или Дебюсси, Тина с особенной остротой и болью чувствовала, что пропасть между ними, между нею и сыном, непреодолима, как пропасть между живыми и мертвыми.
Герман с каждым годом сдавал, чувствовал себя все хуже, хотя ему не было и пятидесяти, но когда Тина пыталась затащить его к врачам, отмахивался: «Некогда». Что ж, она привыкла доверять ему во всем. А он по-прежнему занимался делами компании, но все реже откликался на зов прекрасных московских эфебов.