Покинутый

Мимо прогромыхала повозка, выезжавшая из лагеря, которой правил солдат в широкополой шляпе, и мы посторонились, чтобы пропустить гурьбу прачек, перешедших нам дорогу. Повсюду виднелись палатки, а над ними, как одеяло, стлался дым костров, разложенных вокруг лагеря и поддерживаемых солдатами и детьми, лагерной обслугой, чьей заботой было варить кофе и готовить еду для своих верховных повелителей. На веревках перед палатками висело выстиранное белье; вольнонаемные под присмотром конных офицеров грузили на деревянные повозки ящики с припасами. Мы видели группу солдат, которые вытаскивали из грязи застрявшую пушку, и других солдат, которые укладывали штабелями ящики, а на центральном плацу под не слишком отчетливые крики офицера маршировали два или три десятка красных мундиров. Осмотревшись, я поразился тому, насколько лагерь, без сомнений, являл собой работу Брэддока, каким я его помнил: деловитость и упорядоченность, муравьиное хозяйство, тигель дисциплины. Любой посетитель испытал бы доверие к Британской армии и к ее командирам, но если бы вы вгляделись глубже или если бы издавна знали Брэддока, то ощутили бы негодование, источаемое всей округой: солдатам было от чего возмутиться в этой деловитости. Они работали не из чувства гордости за свои мундиры, а под гнетом жестокости.

Рассуждая о которой. Мы подошли к одной из палаток и у самого ее полога я услышал, с мурашками по телу и ужасно неприятным ощущением в животе, что голос, кричавший что-то, принадлежит Брэддоку.

Когда мы с ним виделись в последний раз? Несколько лет назад, когда я уезжал из Колдстрим, и никогда еще я так не радовался расставанию с людьми, как в тот день, когда расстался с Брэддоком. Я бы нарушил узы товарищества и добился бы, чтобы он ответил за свои преступления, свидетелем которых я стал, пока служил там, — преступлений жестоких и бесчеловечных. Но я не учел тех связей, что пронизывают Орден; не учел непоколебимую веру в Брэддока со стороны Реджинальда; и в конце концов мне пришлось примириться с тем, что Брэддок ни за что не ответит. Мне было неприятно. Но пришлось согласиться. И просто держаться от него подальше.

Но теперь мне не избежать его.

Мы застали его в палатке, в самом разгаре нравоучения, которое он читал человеку примерно моего возраста, одетого в штатское платье, но по виду, без сомнений, военного. Это был Джон Питкерн. Он стоял и принимал на себя полной мерой всю ярость Брэддока — ярость, так хорошо мне знакомую — а Брэддок орал: — вы собирались доложить о себе? Или вы думали, что мои солдаты не заметят вашего приезда?

Он мне сразу понравился. Понравилось, что он держится, не опуская глаз, понравился его медлительный и спокойный шотландский говор, в котором, когда он зазвучал, не было ни капли страха перед Брэддоком:

— Сэр, если вы позволите, я объясню.

Время, однако, не пощадило Брэддока. Лицо его было краснее прежнего, волосы поредели. И когда он заговорил, лицо его покраснело еще сильнее:

— О-о, непременно. Очень бы хотелось послушать.

— Я не дезертировал, сэр. Я здесь по приказу командующего Амхерста.

Но Брэддок был не в том расположении духа, чтобы его устрашило имя командующего Джеффри Амхерста, и, коли уж на то пошло, он разозлился.

— Покажите мне письмо с его печатью, может быть, это спасет вас от виселицы, — прорычал он.

— У меня его нет, — ответил Питкерн, переглотнув — единственный признак его волнения, быть может, оттого, что он представил петлю у себя на шее. — У меня такая работа, сэр. что.

Брэддок на шаг отступил и со скучающим видом, вероятно, подумывал отдать приказ о казни Питкерна, но тут на сцену вышел я.

— Такие вещи не доверяют бумаге, — сказал я.

Брэддок обернулся и, слегка вздрогнув, посмотрел на меня — он только сейчас заметил нас с Чарльзом и отнесся к нам с раздражением. К Чарльзу с небольшим. А ко мне. Скажем так: неприязнь была обоюдной.

— Хэйтем, — только и смог выговорить он, и мое имя прозвучало у него как брань.

— Генерал Брэддок, — ответил я и тоже не скрыл моего отвращения к его новому званию.

Он перевел взгляд с меня на Питкерна и, наверное, в конце концов связал нас воедино.

— Думаю, удивляться не приходится. Волки часто бегают стаей.

— Мастер Питкерн отлучится на несколько недель, — сказал я, — и вернется к своим обязанностям, как только наша работа будет завершена.

Брэддок покачал головой. Я с трудом сдержал улыбку, но внутренне я ликовал. Он был взбешен, не только потому, что авторитет его пострадал, но еще и потому, что, и это было хуже всего, пострадал он из-за меня.

— Работа ваша, несомненно, дьявольские козни, — сказал он. — Достаточно того, что мое начальство приказало отдать тебе Чарльза. Но об этом предателе начальство ничего не говорило. Ты его не получишь.

Я вздохнул:

— Эдвард.

Но Брэддок подозвал солдат:

— Мы закончили. Проводите этих джентльменов.

4

— Это совсем не то, чего я ждал, — вздохнул Чарльз.