Поклон старикам

Перед отъездом он зашел в гостиницу, расплатился. Хозяйка гостиницы взяла деньги и протянула ему еще один счет, Дампилон недоверчиво, вопросительно посмотрел на нее.

— Прочтите, — улыбнулась хозяйка.

Это был счет столовой: с него полагались деньги за питание в течение трех дней… В счет была включена и стоимость семидесяти пяти граммов коньяку, выпитого в день приезда в кабинете председателя.

Дампилон покраснел до кончиков ушей. Он мучительно соображал, хватит ли у него денег. Денег не хватало…

— Я сейчас… — Он выбежал на улицу, к машине… Ладно, что у шофера оказались деньжонки…

Через полмесяца на второй странице республиканской «Буряад Унэн» был напечатан очерк Ж. Дампилона. Он назывался «Председатель смотрит вперед». Жамсаран Галданович прочитал, рассмеялся:

— Ну и перо у этого писаки. То я «назад», то я «вперед»… Назад-вперед, вперед-назад… Смехота…

5

Болезнь вроде бы никогда не извещает о себе заранее: готовься, мол, скоро заявлюсь… Некоторые суеверные русские бабушки спорят: «Что ты, милый, бывает, да еще как! Ежели какое место у тебя зачешется, жди — там непременно вскочит чирей… Опять же мясо: видеть сырое мясо во сне — к худому, болеть будешь. Зеркало разбить — тоже к болезни. Дерево возле дома поздно зацветает — и того горше — к смерти хозяина».

И бурятки-старухи твердят: «Уй, паря, бывает… Болезнь запросто о себе знать дает: собаки ночью воют — болезнь в темноте к дому подбирается…»

Старухи на то и старухи, чтобы все знать, молодых упреждать. И живи они еще сто лет, чтобы во всякое дело свой нос совать.

Все это так, но ведь и Жамсаран Галданович тоже загодя узнал о своей болезни. Ничего не болело, и на тебе — вдруг аппетит пропал… Сначала не замечал, потом кое-кто стал въедливо надоедать с расспросами о здоровье: не болит ли что, вроде побледнели?..

Жамсаран Галданович в ответ посмеивался: вот чудаки, занимались бы делом, не приставали к здоровому человеку. Работал с прежним напряжением, в колхозе работы всегда невпроворот, никакой беды не чувствовал, не предвидел… На вопросы о здоровье теперь уже сердился, отвечал с раздражением: следите лучше за своим, а я, мол, здоров.

Болезнь никак не давала о себе знать. Вскоре почему-то стало трудно глотать вареное мясо… Черт его знает, что такое? Хорошо прожует, запьет бульоном, а комок пережеванного мяса застрянет где-то на пути в желудок…

Жена стала замечать неладное: есть стал без удовольствия, еще больше похудел, побледнел.

— Гляди, — говорила Сэжэдма, — есть стал совсем мало… Покажись врачам.

— Скажешь тоже, — сердился Жамсаран Галданович, — Надо понять, что я не двадцатилетний парень… Противно говорить, но я это… ну, в возрасте, что ли… Не старик, конечно, подумаешь, немного за шестьдесят, но все же… В общем, я здоров. А что похудел, так это лучше, чем растолстеть. И вообще, займись-ка делом. Что, у тебя работы нет?

— Да я же беспокоюсь за тебя, — сердечно отозвалась жена. — Надо все же к врачу. Ну, здоров так здоров, а если скажут, что надо подлечиться, откладывать нечего. Всей работы все равно не переделаешь…

— Что-то ты у меня стала слишком умной, — оборвал жену Жамсаран Галданович. Он частенько обращался к ней свысока. — Скажешь тоже: к врачу… Если станет плохо, во что я не желаю верить, тогда уж лучше нацелиться на горную дорогу. — Он усмехнулся: — На ту самую, которая ведет к черной яме…

Подошел к жене, вдруг обнял ее за плечи:

— До старости еще далеко, Сэжэдма, очень далеко. Сил еще много. — Он повел плечами. — Старость, как я понимаю, штука гнусная. Старость — это когда тебя люди жалеют, а то еще и посмеиваются: вот, мол, развалина… Старики в тягость собственным детям… Хорошо, что нам с тобой до этого еще далеко. Знала бы, сколько во мне сил!

— Перестань, Жамсаран… Подумай о себе… Не настала ли пора отдохнуть, пожить спокойно, счастливо?

Жамсаран Галданович не засмеялся, он захохотал.

— Смотри-ка ты! Отдыхать захотелось! Счастливой, спокойной жизни! Наш писатель Дамдинжапов как-то написал: «Труд есть счастье». Читала? Ты не сердись, я тебя не виню, по ведь тебе никогда не приходилось трудиться для народа… Для на-ро-да, понимаешь? Для семьи трудилась — для детей, для меня, а вот для на-ро-да? Не приходилось. — Он с сожалением посмотрел на жену, спросил с насмешкой: — Уж не хочешь ли ты, чтобы я ушел на пенсию, а?

Сэжэдма осторожно шла к своей цели.

— Присмотрись к людям, Жамсаран, — тихо и ласково проговорила она. — Сколько стало вокруг образованных, умных людей. Хороших работников. Многие обязаны этим тебе. — Она улыбнулась. — Нет, я все понимаю, прежде всего они обязаны новой жизни, нашему счастью… Не умею я говорить умных слов, но ты поймешь. В общем, они и тебе, конечно, обязаны. Помню, скольких наш колхоз послал на учебу. Когда выучились, вернулись домой, тут за них старшие взялись. Ну и ты, конечно… Может, думаешь, что они хуже тебя будут работать? Не обманывай себя: нас не будет, колхоз все равно пойдет вперед… Ну, погляди на того же Дондока Жамбалова — энергичный, авторитетный. Чем не председатель?