Поклонение волхвов

К одиннадцати все разошлись. Он помог Хуршиде надеть плащ. Было нехорошо, он выпил, даже не много, а просто больше. Давлат увел Хуршиду вниз, где уже встречал кто-то из родни. Еще раньше, погрозив порезанным пальцем, уехала Жанна с сыном. Закуталась в цветастую шаль и исчезла Виолетта Захаровна. Остались Владимир со спящим Давидом. Сдав с рук на руки Хуршиду, вернулся Давлат.

– Завтра Новруз, – сообщает, отодвигая табуретку и садясь за стол. – Уже сегодня. Двенадцать есть?

– Нет еще, – отзывается сквозь зевок Владимир.

Владимир в майке, мнет мякиш и кладет в рот.

Они сидят втроем на кухне.

– В Новруз, – говорит Давлат, – открывается небо и души спускаются на землю.

– Это по исламу? – Владимир мнет очередной мякиш.

– По зороастризму.

– Поклонение огню… – вспоминает Николай Кириллович. – Огнепоклонники?

– Да, и огню… Но это не главное. Да, у них в храмах горел огонь, на алтаре. Но и у индусов тоже горел огонь. У греков тоже. Иудеи зажигают семисвечник…

– Менору! – поправляет Владимир.

– Но от этого мы не считаем, не называем их огнепоклонниками. И в православных эти, лампадики, горят…

– Лампадки. – Николай Кириллович распрямляет затекшую ногу. – Я не думал об этом. А что души, которые сходят?

– Души? Сходят… – изобразил дрожанием пальцев.

– А я лично проголодался. – Владимир хлопает себя по животу. – Пойду наковыряю себе чего-нибудь.

Останавливается в двери:

– Эй, товарищи, вам принести?

Давлат и Николай Кириллович мотают головами.

Николай Кириллович переел, от местной водки его мутит, он глотает чай, сплевывает чаинки и складывает в кучку.

– Ну как хотите. – Владимир исчезает в комнате.

Слышно, как он тихо, чтобы не разбудить Давида, накладывает себе.

– А какие это души? – спрашивает Николай Кириллович. – Все? Ну… и добрые, и злые?

Появляется Владимир с тарелкой и альбомом «Пикассо», который подарили Давлату.

– Жиром не капни. – Давлат пододвигается поближе к Владимиру.

– Не капну, не ссы… – Владимир листает альбом. – А даже если капну… вот сюда, к примеру… никто и не заметит. Или сюда, рядом вот с этой загогулиной… Даже красивее будет.

Под картиной подпись: «Женщина с веером». Николай Кириллович хмыкает.

– Надо же было так людей изображать, – продолжает листать Владимир. – Ну что вот это такое?!

– А он – не людей, – говорит Давлат.

– А кого?

– Такая теория есть… – Давлат откидывается к стене. – Где-то века с пятнадцатого, когда появляется комета, не помню, как называлась.

– Галлея? – Владимир поднимает глаза от альбома. – Комета Галлея?

– Начинается схождение ангелов. Темных ангелов.

– А при чем здесь комета? – спрашивает Владимир.

– Но они не имеют оболочки…

– Я говорю, при чем здесь комета?

– Подожди, Володя… Они не имеют оболочки, они не могут на земле находиться без оболочки.

– Какой оболочки?

– Материальной. Которая, значит, соответствует их виду. Бесплотному виду. Который не виден обычным зрением.

– Бесы, что ль?

– Не совсем. Это… как сказать… вроде пришельцев. Падшие ангелы. Давлат проводит в воздухе ладонью, сверху вниз. Владимир продолжает машинально листать альбом, но смотрит на Давлата.

– Тогда они, – постукивает Давлат пальцем по столу, – побуждают художников создавать изображения людей. Абсолютно реалистичные, а не как прежде, в Средневековье. По всем законам линейной перспективы, забытым с Античности. Откапываются античные скульптуры, создаются новые.

– Теперь ясно. Эпоха Возрождения, – кивает Владимир. – Ренессанс!

– Да.

– А для чего?

– Что?

– Духам это твоим для чего?

– Я же сказал, они бесплотны, им необходимо хотя бы отдаленное их подобие. Чтобы вселиться и пребывать на Земле. Подобие, значит. Созданное человеческими руками. Кумиры, как у вас в Библии сказано.

– В Торе, – морщится Владимир.

– Вначале создавались «кумиры» для наиболее могущественных и высших из этих падших ангелов…

– Высших из падших? – усмехнулся Владимир.

– Да. Так возник «Давид» Микеланджело. «Венера» Боттичелли. Мона Лиза. Так за два столетия все эти высшие пришельцы расселились по картинам и статуям.

Наступает пауза, слышно, как тонко льется вода в ванной. Николай Кириллович пытается сложить из чаинок фигуру.

Давлат смотрит на Владимира:

– Принес?

Владимир загадочно глядит и уходит в коридор.

Возвращается, кладет на стол, вытаскивает из пакета. Достает «Приму». Давлат начинает колдовать. Осторожно высыпает из сигарет табак.

– Дальше-то расскажешь? – Владимир тоже берет немного травы, разглядывает.

– Дальше… – Давлат ищет что-то на столе. – Дальше встал вопрос о других… падших духах, уже не таких высших… куда их селить.

– На, – протягивает спички Владимир.

– Рахмат! – Давлат нежно хлопает его по плечу. – Сам будешь? Совсем завязал?

Владимир кивает. Давлат чиркает, закуривает, щурится, вертит в пальцах обгорелую спичку:

– Гога их собирал, стены хотел обклеить.

По кухне ползет непривычный запах.

– Ты композитору предложи, – говорит Владимир.

Давлат извиняется, что сразу не догадался. Подвигает газету с травой. Маэстро никогда не пробовал? Николай Кириллович сопит и мотает головой.