Поклонение волхвов

Зажигается свет, музыканты уносят инструменты. Выходит Гуля, ей вручают очередные гладиолусы. Гуля подходит к микрофону, благодарит за вечер, всхлипывает и спускается по ступенькам вниз.

Осипенкова начинает призывать на сцену Рудольфа Карловича, для заключительного слова. Бежак долго поднимается, хрипло дышит в микрофон. В зале повисает тишина. Бежак говорит, медленно, с одышкой.

Николай Кириллович ловит себя на мысли, что только сейчас слышит со сцены что-то живое.

После Бежака зажигается общий свет, все встают; скрипят и хлопают сиденья кресел. В фойе нарастает толпа. Николай Кириллович подходит к Гуле. Она стоит с растекшейся по лицу тушью и перекладывает из руки в руку букет. Руслан что-то говорит ей. Николай Кириллович, подходя, слышит:

– Пойдем уже, ма…

– Ужасно, я просто ужасно говорила.

– Мам, пойдем уже домой, – повторяет Руслан. – Мне домашку делать надо.

– Эгоист. Весь в своих интересах.

Николай Кириллович хочет спросить, знала ли Гуля, что Гога был в тот последний день в обкоме.

Вместо этого спрашивает, где Машутка, он ее с приезда сюда еще не видел.

– У мамы, – отвечает Гуля, глядя куда-то в пустоту. – Для нее там лучше, там воздух, курочки…

Николай Кириллович невольно следует за Гулиным взглядом и замечает военного, идущего к ним.

– Ну что, по коням? – подходит военный.

– Это Эдуард Иванович, – начинает знакомить их Гуля. – Он нам… помогает.

Руслан отворачивается и делает гримасу.

– А мы на поминках виделись, – бодро говорит Эдуард Иванович. – Мне ваша борода еще очень понравилась… Подвезти?

– Эдуард Иванович недавно купил машину…

– Спасибо… Мне еще музей здесь обещали показать, – прощается Николай Кириллович. – Пусть Руслан ко мне иногда приезжает.

– Зачем? – спрашивает Руслан.

Гуля вздыхает. Николай Кириллович смотрит на племянника. Вылитый Гога, только выражение другое. Хмурое, как у Алексея Романовича.

Николай Кириллович отправляется искать Осипенкову, устроить экскурсию обещала она. Гелиотид его не слишком интересовал, но о нем все время спрашивала Варюха, а он все не писал о нем.

Осипенкова, видимо, еще в зале. Здоровается по пути туда с Бежаком. Бежак шевелит губами, точно хочет что-то сказать. Неожиданно его ловит в объятия какой-то старик, Николай Кириллович узнает дядю Давлата, с трудом вспоминает его имя, да, Касым-бобо, конечно, помнит, Касым-бобо… Пришел послушать свою племянницу. Хуршиду недавно взяли в Музтеатр. Хотя только в хор и без всякого участия в этом Николая Кирилловича, Касым-бобо долго, бесконечно долго благодарит его и трясет руку. «Должен был, говорят, Синий Дурбек прийти… – то ли спрашивает, то ли сообщает и снова жмет руку. – Хотел к нему насчет телефона подойти, уже даже у двух соседей рядом есть!» Николай Кириллович сочувствует и идет в зал. «У двух соседей, а если завтра у трех будет?..» – слышит уже спиной шепот Касыма-бобо.

В зале уже почти никого нет.

На Николая Кирилловича, приплясывая грудью, движется Осипенкова.

– Музей! – Берет его за локоть. – Я все помню – музей!

Фойе, буфет, мраморная лестница.

Осипенкова кивает, здоровается, полуобнимает кого-то на ходу.

– Ну, Николя, как вечер?

Они поднимаются по лестнице.

– Да…

– Да-да, все это отмечают…

Сворачивают, прорезают толпу детей в грузинских костюмах, подходят к дверям.

Над дверью золотятся буквы из пенопласта:

«Музей истории Ордена В. И. Ленина завода "Красный дуркор" имени В. И. Ленина». Рядом наклеен вырезанный из пенопласта орден, тоже крашенный бронзовкой.

Им открывает старуха в треснутых очках и с седоватыми усиками. Осипенкова подталкивает Николая Кирилловича, знакомит, смеется и исчезает. Начинается экскурсия. В длинном зале зажигается свет. Старуха берет стеклянную указку, Николай Кириллович вытаскивает блокнот. Жалеет, что не успел записать имени и отчества. В глубине фосфоресцирует голова Ленина, выложенная гелиотидом.

Стендов немного, они долго топчутся возле каждого. Что-то он помнит еще со школы. Название города произошло от персидских слов «дур» – жемчужина и «кент» – город. Гелиотид долго считали жемчугом, только не морским, а подземным. В отличие от жемчуга, не содержит конхиалина. Дуркентское месторождение является единственным. Да-да, единственным на всей планете. Добывать камень начали с древности, еще раньше самого основания города.

– А городу нашему, как вы знаете, тысяча лет… Что вам, товарищ? – Экскурсоводша строго смотрит в конец зала.

Возле двери стоит Давлат.

– Извините… – Давлат делает пару шагов к ним. – Николай, вас там ищут к телефону. Из Ташкента звонят. Нет, не сказали. Сказали, что из Ташкента.

Николай Кириллович извиняется и идет за Давлатом.

– Поговорите и приходите снова, – доносится голос экскурсоводши.

– Поговорю и приду, – обещает Николай Кириллович уже с лестницы.

Пройдя по лабиринтам, добираются до кабинета Осипенковой. Давлат остается за дверью, самой Осипенковой тоже нет, стоит ее огромное кресло. Николая Кирилловича встречает дюймовочка, таскавшая на сцену букеты.

– Они вначале в Музтеатр звонили, – протягивает ему трубку, – а там сказали, что вы здесь…

– А кто звонит?

– Ваша родственница.