Поклонение волхвов

Два дня назад, вечером, раздался быстрый, вопросительный звонок в дверь. На пороге стоял Руслан с чем-то темным за спиной. «Я – к вам, – попытался снять ботинки, не развязывая шнурков. – Вы же меня тогда звали…» Темным оказалась гитара, Руслан швырнул ее в угол, и она с жалобным гулом съехала вниз. Выяснилось, что племянник ушел из дома и собирается пока пожить здесь. Нет, если нельзя, он поищет другое место… «А ты сказал маме, что поехал ко мне?» Руслан кивнул: «Они знают». Николай Кириллович вспомнил военного и не стал уточнять, кто это «они».

Руслану он обрадовался, отнес гитару в комнату, рядом был поставлен школьный портфель. Вместе прогулялись в гастроном, так как в холодильнике, кроме холода и снега, было пусто. Отправив племянника с покупками вперед, забежал в автомат и набрал Гульнару, попытался ее успокоить. Вернувшись, они пожарили картошку с колбасой.

Руслан немного оттаял, даже спел под гитару пару песен из «Битлз», которые сам подобрал. У него обнаружился хороший слух, но серьезная музыка его отталкивала. Проговорили часов до двух. И в разговоре снова всплыл Казадупов. Оказалось, Руслан считал Казадупова главным виновником того, что случилось с отцом (Гогой). «Ты имеешь в виду… смерть?» – спросил Николай Кириллович, вглядываясь в темноте в лицо Руслана; они уже лежали, он постелил ему на диване, себе – на полу. «Смерти не было», – отозвался племянник. И стал разворачивать свою теорию, как Казадупов под видом дружбы непрерывно и тайно вредил Гоге. Николай Кириллович зевнул в ладонь и снова подумал, что мальчик перечитал детективов. Но логика в наблюдениях и выводах Руслана присутствовала, и Николай Кириллович задумался. И еще подумал, поправляя одеяло, какова сила генов, как в Руслане неожиданно проявился Алексей Романович, железный следователь…

На следующее утро он снова позвонил Казадупову и уже почти потребовал встречи. Казадупов неожиданно согласился и назначил на тот же день. И даже говорил с ним в таком тоне, словно это он, Казадупов, давно просил о встрече, а Николай Кириллович все тянул резину.

Теперь он сидит напротив Казадупова, который улыбается, как майская роза, и буравит его водянистыми глазами. Несколько вопросов, касавшихся фестиваля, решены. Возникает пауза, как при смене декораций. Пора переходить к следующему действию.

– Аполлоний Степаныч, скажите… Вы ведь последним в тот день видели Гогу?

* * *

Нет, декорации остались прежними.

Тот же кабинет с зеленью на подоконнике. Тот же стол с моделью памятника космонавтам. Только совсем немного изменилось лицо Казадупова. И голос.

– Последним, наверное, – отвечает Казадупов.

Голос становится сухим и напряженным. Похожим на голос артиста Лаврова, когда тот, натянув искусственную лысину, играет роль вождя революции.

– Понимаете… – Николай Кириллович глядит в стол. – Это не просто любопытство. Вокруг его смерти столько всяких разговоров… Его ведь в тот вечер вызывали в обком?

– И что из этого?

– В то утро был виден какой-то объект в небе. И Гога успел записать на магнитофон звук, а потом у него эту запись отняли. И вызвали в обком. И там были вы.

– Не только я.

– Но вы с ним разговаривали после этого заседания.

– Да. – Улыбка окончательно исчезает с лица Казадупова. – Постояли, поболтали немного.

– О чем? Если, конечно, это не секрет…

– Ни о чем. Мне надо было на Завод, по делам. А он собирался к своей… Жанне. С которой вы, кажется, уже познакомились.

– Да… – Николай Кириллович начинает злиться. – А о чем было то заседание?

– А вот этого уже сказать не могу, заседание было закрытым. И с Георгия Алексеевича взяли подписку о неразглашении.

– Он и без вашей подписки ничего уже не разгласит!

– Ну, зачем же так… – Казадупов глядит на часы и поднимается с кресла. – Извиняюсь, у меня сейчас время полива растений.

В руках Казадупова появляется кефирная бутылка с водой, он наклоняет ее к горшкам, раздается бульканье.

– Простите… – Николай Кириллович старается говорить спокойнее. – Но я как брат хотел бы просто знать.

– Орешек знаний тверд, но все же – мы не привыкли отступать…

Николай Кириллович смотрит на Казадупова.

– Нам расколоть его поможет, – продолжает Казадупов, поливая фикус, – киножурнал «Хочу все знать!».

– Это откуда?

– Ну как же… Телевизор не смотрите?

– Нет.

– Советский человек должен смотреть телевизор.

– Зачем?

– Чтобы быть в курсе… Вот, например, киножурнал есть, «Хочу все знать!». Там – заставка, мальчик на ракете прилетает: «Орешек знаний тверд…» – и молотком по ореху… Заведите себе телевизор, не нужно выделяться. А то совсем людей пугаете. Мне уже рассказывали, как вы от холодильника отказывались, в театре только об этом и говорили… Ну и что, привыкли же к холодильнику? Удобно?

– Да.

– И телевизор – удобно. И обязательно заведите себе комнатные растения. Стопроцентно успокаивает нервы. Вот, например, плющ. Удивительное растение. Совершенно неприхотливое, только успевай подвязывать. Все окно вам оплетет.

Аккуратно ставит кефирную бутылку на пол, глядит, прищурясь, в окно: