Поклонение волхвов

После этого эпизода он задумался. Повторения Нальчика допускать не следовало. Да и борьба с царственными тенями постепенно теряла актуальность. С монархистов и прочих осколков империи органы переключались на партийцев, троцкистов, бухаринцев. Революция, как всегда, начала с аппетитом поедать собственных детей. Царские дети, тем более вымышленные, отходили на второй план. Уйти из органов он не мог, Миссия была еще не завершена.

И тут у него возник Дуркент с еще одним «царевичем» и танцующими арапчатами.

Часы эти, как оказалось, действительно принадлежали когда-то царской фамилии. Украшали кабинет Николая Первого, затем перешли к великому князю Константину Николаевичу, от него – к опальному Николаю Константиновичу, который и привез их в Ташкент. После смерти князя арапчата исчезли. Как они попали в Дуркент, выяснить так и не удалось. Разоблаченный бухгалтер плакал и клялся, что это семейная ценность, под чарующие звуки которой прошло его детство. Арапчат было решено передать в местный музей, и тут они снова исчезли. На них положил глаз начальник ОГПУ, страстный собиратель часовых механизмов. После его ареста некоторые экземпляры его коллекции и перешли к майору Бесфамильному А. Р., который к тому времени осел в Дуркенте и вплотную занялся гелиотидом.

Арапчата снова звенят. Дверь открылась, он обернулся.

– Экипаж Свято-Рождественского монастыря, – возглашает Сухомлинов. – Просит высочайшего разрешения на стыковку и последующую аудиенцию.

Он кивает. За спиной доигрывает «Турецкий марш». Сухомлинов собирается уходить, он удерживает его взглядом:

– Я желаю лично встретить отца игумена.

Часовая музыка замолкает, наступает тишина.

– Позаботьтесь, чтобы были сделаны соответствующие приготовления.

Сухомлинов рассыпается в своих «вотр мажестэ», двери закрываются.

Поправляет холодными руками воротник. Этих гостей он давно ожидал. Берет колокольчик.

Звяканье перерастает в перезвон колоколов. Он, уже переодетый, спускается по лестнице, его пытаются поддержать под локоть. Не стоит беспокоиться, он вполне способен передвигаться сам. А где цесаревич? Снова занят. Лестница заканчивается, слышнее становится перезвон, под который происходит обычно их стыковка.

В иллюминатор вплывает колокольня. Слегка вращаясь вокруг своей оси, приближается, луч пробегает по кресту, луковке и мозаичному набору над входом.

Он помнил эту мозаику еще по первым годам своего дуркентского жительства, когда часто прогуливался до окраин. Монастырь располагался недалеко от Старых Шахт, в нем еще водились монахи. Колокольня стояла у самых ворот, возле полуразрушенной надвратной церкви, проходить через которую было опасно. Мозаика изображала сцену Рождества Христова. Люди, ангелы и животные на щербатом золотистом фоне…

Колокольня исчезает, потом появляется почти вплотную. Виден раскачивающийся простодневный колокол, при торможении он замирает, и начинает качаться малый. Пол вздрагивает, надпись «Внимание! Идет стыковка!» гаснет. Звон стихает, двери под Иверской раздвигаются.

Отец Вениамин входит быстро, происходят поцелуи, за ним еще несколько молодых монахов и отец Паисий, один из опытнейших космических корабельников. Пару раз он в шутку выпрашивал себе отца Паисия, на что отец игумен отвечал: «У вас тоже добрые корабельники». Да уж, чудесные – как только с ними еще не рухнули на Землю…

После молебна прошли в Мальтийский зал.

– Ну что, отче, устоим на этот раз? – Он наклоняется к клобуку отца Вениамина.

Видит неподалеку внимательное лицо Сухомлинова. Кажется, поспешил он с его помилованием. Сухомлинов, почувствовав взгляд, исчезает.

– Слышали, – спрашивает отец игумен, – американцы вчера русский аэроплан сбили, сверхзвуковой?

– Нет…

Во время его ареста он перестал следить за новостями с Большой земли, переключившись на местные, космические.

– Под Парижем, на международном авиакосмическом салоне в Ле-Бурже. Братья из Александро-Невского написали, у них кресты американцев уловили.

– Какие американцы, с Большой земли?

– Да нет, те сейчас даже разрядку объявили… Наши, доморощенные, галактические. Послали на Большую землю «лоханку» с частичной видимостью. Так, чтобы ее только летунам было видно, и прямо поперек аэроплану. Еще и музыку свою, как обычно, задудели. Летуны попытались высоту сбросить, вошли в это…

– Пике, – подсказывает отец Паисий, чертящий что-то на бумаге.

– Да, а потом, когда, значит, попытались из него выбраться, то «лоханка» по ним еще и лучиком прошлась, и тут уже… Отец Паисий, ты расскажи, у тебя лучше получится.

– Резкий заход в пикирование, – поднимает голову отец корабельник. – Угловая скорость перехода где-то восемь градусов в секунду при максимальной величине угла тангажа примерно тридцать восемь градусов. Была сделана попытка вывода из пикирования на высоте семьсот пятьдесят метров с задержкой около четырех секунд с угловой скоростью до пяти градусов в секунду. Через пять секунд отлетела консоль левого крыла. Самолет выполнил левую полубочку и разрушился в воздухе.

– Знакомый почерк. Так же они разрушили тогда в тридцать пятом тот самолет-гигант, как его…