Поклонение волхвов

– «Максим Горький», – кивает отец Паисий. – Но тогда они еще были немцами.

– Для той материи, из которой они состоят, это не так существенно… Они уже послали объяснение в Лигу Наций?

– Старые песни, – махнул рукой отец игумен. – Что борются против Империи Зла, ссылаются на программу «Иврис».

– Программа «Иврис» не допускает несогласованных действий…

– То-то и оно. То, что аэроплан сверхзвуковую скорость набирает и похож на адскую птицу, с этим своим «клювом», – отец игумен изобразил ладонью, – это еще не повод посылать на них «лохань». Даже если уверены, что тут чистая гордыня[76] и начало шестой главы книги Бытия… Нельзя гордыню гордыней врачевать!

Щеки отца игумена алеют, он отпил из стакана и вернул его с легким стуком на стол.

Он смотрит на отца игумена, на мокрый стакан, на белую, с прижелтью бородку отца Паисия, на молодого монаха, присутствующего в качестве секретаря и заполняющего блокнот каракулями.

Здешние американцы давно уже позволяли себе многое. Теперь и вовсе перестали считаться с межгалактической конвенцией.

Впрочем, космические русские вели себя не лучше.

Снова вспомнил, как проходил под надвратной церковью в монастырь, раскидывая сапогами дикую зелень. Как поглядывал на него из-за угла колокольни отец Паисий, тогда еще просто послушник. Как встретил его хриплым лаем монастырский пес Красавчик.

Ну что ж, времени мало, пора переходить к главному. К событиям вокруг Вифлеема. К тому, ради чего монахи, подлатав корабль и перенастроив колокола, спустились из сферы света сюда, в беспокойные околоземные сумерки.

* * *

Дуркент, 5 июня 1973 года

– То, что космос – огромный музыкальный инструмент, – Давлат устает сидеть на корточках и поднимается, – тут ничего оригинального он не сказал. Оригинально другое – какой инструмент. Обычно космос представляли как лиру. В одном византийском трактате – в виде колокола. Арабы добавили – альуд, или барбад, вроде лютни. А он, он попытался сам изобрести этот инструмент.

Он – это ибн-Мутафия, на могилу которого Давлат привел Николая Кирилловича. Стоит жаркий вечер, под тутовником скользко от нападавших ягод, гудят осы. Николай Кириллович сидит в рубашке с коротким рукавом, которую в Дуркенте называют «финкой», и слушает.

Шелковица осталась последним деревом возле мавзолея Малик-хана. Остальные, помоложе, уже спилили – груда веток, листья обвисли, как тряпочки. Вместо спиленных деревьев натыканы елки, уже слегка сварившиеся от зноя. Сам мавзолей еще в строительных лесах, к юбилею должны отреставрировать. «Отреставрируют так, что мать родная не узнает», – сказал Давлат, когда только пришли.

– Он создал инструмент, похожий на несколько барабанов, один в другом. Барабаны означали сферы, или небесные круги. Во время игры они вращались, задевали друг о друга, получалась музыка. Музыкант крутил их с помощью педали – принцип гончарного круга. Регулировал, чтобы барабаны правильно соприкасались.

– А инструмент сохранился? – Николай Кириллович разглядывает могилу.

С края могилы шевелится тень от листвы и лежат несколько ягод. Между ягодами ползают муравьи.

– Нет, конечно. Здесь у нас ничего не сохраняется. Земля, наверное, такая. Только впитывает.

– При чем здесь земля?

– Пыль. Просто сжатая пыль. Весь город стоит на пыли. И весь из нее построен. А пыль не может ничего сама родить. Только впитывать. И снова превращать в пыль. Об этом он, кстати, тоже писал.

– Мутафия?

– У него есть второй трактат, об обработке минералов. Начинается с главы «О свойствах земель и их влияния на нравы». Правда, он утверждал, что пыль в Дуркенте целебная, что она даже впитывает злые помыслы, освобождая от них жителей.

– Попрошу, чтобы несколько мешков подвезли в Музтеатр…

– Оркестровую яму обложить?

– Лучше сразу уже засыпать… вместе со мной.

Давлат промолчал. Он в курсе неладов Николая Кирилловича с оркестром.

Солнце подступает к самой могиле, они перебираются в тень.

– А чем прославился сам Малик-хан? – спрашивает Николай Кириллович, щурясь на желтоватый купол мавзолея.

– А я разве не рассказывал, когда мы в тот день мимо проходили?

– Да… – Николай Кириллович не помнит.

– Малик-хан считается одним из трех восточных царей, которые пришли к Иисусу, когда тот родился.

– Подожди, это же… Мельхиор?

– Да.

– Странно… – Николай Кириллович теребит кончик носа. – Я не знал… А как он здесь оказался?

– Он сам был отсюда.

– А другие два царя?

– Из других мест.

– Странно. Мне только позавчера выписки из одной книги прислали, там как раз про этих трех волхвов.

– А что за книга?

* * *

Это было письмо от Вари с выписками из книги Серафима Серого.