– Здесь, везде. Как будто в воздухе здесь что-то…
– Нет… Не кажется.
– А мне – кажется. Думал даже все бросить и уехать. Билеты взял, вот… – Кивок в сторону стола.
– Я тоже полгода назад собирался уезжать.
– Собирались? И почему ж не уехали?
Николай Кириллович дергает плечами.
– Значит, мне тоже стоит остаться… – Садык глядит на билеты.
В фойе стоит грохот, стучат дойры, бубны. В середине круга мчится парень, играющий Эдгара. Николай Кириллович отыскивает Жанну.
– Даже ночью репетируют! – Жанна пытается перекричать шум.
Эдгар взмахивает руками, бросается на колени, снова вскакивает.
Возле выхода стоит человек в шляпе.
В машине, на заднем сиденье, Николай Кириллович сжимает ладонь Жанны. На Ткачихах мигают гирлянды с изображением гелиотида.
Скамейка у подъезда, как всегда, в вечерних бабушках.
– Вам письмо пришло, из Ленинграда, – поднимается одна и вручает Николаю Кирилловичу конверт. – Любка-почтальонка ругалась, что вы почту не вынимаете. Весь, говорит, ящик забит, сунуть некуда! Мне вот в руки дала и просила передать, чтобы вы больше ящик до такого состояния не доводили.
Николай Кириллович благодарит, глядит на конверт. От Варюхи! Обещает регулярно вынимать. Его подписали в театре на газету «Вечерний Дуркент» и журнал «Здоровье».
– Я, говорит, – слышит уже спиной, – за такую зарплату еще и должна придумывать, как это все ему засунуть. Пусть сам, говорит, на почту приходит, раз такой умный!
В подъезде стоит Жанна.
– Письмо от дочки, – показывает ей конверт.
– Мне еще назад ехать…
– Я тебя провожу. Посажу на такси.
– До-ре-ми-фа-соль-ля-си… – Она смотрит, как он ищет ключ, щелкает замком. – Кошка села на такси.
В прихожей, не включая света, прижимает ее к стене.
– Подожди, ну… – Жанна целует его шею, щеки. – Я после театра липкая, дай хоть умыться…
Дверь в ванную закрывается, начинает шуметь вода. Минут на пятнадцать, не меньше.
Николай Кириллович вертит в руках конверт. Потом? Сейчас? Прислушивается к шуму воды и вскрывает.