Покойник с площади Бедфорд

С этими словами она остановилась. Выражение лица судьи ничуть не изменилось; казалось, оно превратилось в кусок льда. Но кровь прилила к его щекам, а затем отлила от них, и кожа стала пепельного цвета. Если леди Камминг-Гульд когда-нибудь и сомневалась в том, что он тоже стал жертвой шантажа, то теперь все ее сомнения отпали.

– Шантажируют его из-за поступка, которого он не совершал, – она слегка улыбнулась, – но доказать этого не может. Все случилось очень давно, и теперь все зависит от показаний людей, чья память стала гораздо слабее или чьих показаний недостаточно. – Старая дама чуть заметно пожала плечами. – В любом случае, я думаю, что вы, как и я, очень хорошо понимаете, что подобный шепот за спиной может нанести непоправимый урон репутации человека, и совсем не важно, будет ли все сказанное правдой или нет. Многие люди сразу же забывают о гуманности, когда им представляется возможность уколоть ближнего своего каким-нибудь слухом. Не надо далеко ходить, чтобы понять, что это правда.

Судья собрался что-то сказать, но потом остановился и судорожно сглотнул.

– Прошу вас, Данрайт, присядьте, пожалуйста, – мягко попросила его леди Веспасия. – Вы выглядите совсем больным. Глоток коньяка вам, несомненно, поможет, но я думаю, что слово друга поможет еще лучше. Я вижу, что вы чем-то чрезвычайно озабочены. Чтобы увидеть это, не надо даже быть вашим другом. Вот я поделилась с вами своими опасениями, и теперь мне стало гораздо легче, даже если вы не сможете дать мне никакого практического совета. Признаюсь сразу, что я не представляю, что можно посоветовать в такой ситуации. Что можно предпринять против шантажа?

Уайт старался избежать взгляда собеседницы: он уставился на розы в узоре обюссонского[26] ковра у него под ногами.

– Не знаю, – ответил он хриплым голосом. – Если вы станете платить, то увязнете во всем этом еще глубже. Вы просто создадите прецедент и покажете шантажисту, что боитесь его и готовы выполнять все его требования.

– Здесь тоже все не так просто, – леди пристально смотрела на судью. – Дело в том, что шантажист не выдвигает никаких требований.

– Никаких… требований? – Голос Данрайта стал неестественно высоким, а лицо побледнело как мел.

– Пока никаких. – Леди Камминг-Гульд постаралась, чтобы ее голос звучал как обычно. – Это самое неприятное во всей истории, и, естественно, мой друг боится, что эти требования могут последовать в любую минуту. И главный вопрос – что это будет?

– Деньги? – В голосе судьи прозвучала надежда, как будто требование денег было наименьшим из зол.

– Вполне вероятно, – ответила Веспасия. – Если же нет, то тогда все может оказаться еще хуже, чем просто шантаж. Мой друг – человек влиятельный. Самое худшее, если его попросят сделать что-то нечистоплотное… использовать свою власть в преступных целях…

Уайт прикрыл глаза, и на какой-то момент его гостье показалось, что он сейчас потеряет сознание.

– Зачем вы все это мне рассказываете, Веспасия? – спросил он шепотом. – Что конкретно вы хотите узнать?

– Только то, что я вам рассказала, – ответила женщина. – А еще я боюсь, что мой друг может быть не единственной жертвой. Данрайт… Я боюсь, что этот заговор может быть гораздо шире, чем попытка шантажа одного или даже двух человек. Мы ведь с вами понимаем, что человек не может сохранить безупречную репутацию, которую он заслужил по праву – если он, пусть даже под давлением обстоятельств, совершит какой-нибудь бесчестный поступок, может быть, даже более бесчестный, чем тот, в котором его обвиняют.

Неожиданно судья взглянул ей прямо в глаза. Его взгляд был полон гнева и отчаяния.

– Я не знаю, что вам известно, даже если вы действительно приехали ко мне по поводу вашего друга, и я не знаю, что вы о нем придумали, а что в вашем рассказе правда. – Теперь его голос был напряженным, почти грубым. – Но я могу вам признаться, что меня тоже шантажируют. Шантажируют поступком, которого я никогда не совершал. Однако я не буду рисковать и ждать, когда это обвинение выплывет наружу… когда о нем кто-то расскажет вслух! Я дам шантажисту все, чего бы он ни потребовал, и заставлю его замолчать. – Данрайта била крупная дрожь; он по-прежнему выглядел так плохо, что казалось, вот-вот упадет в обморок.

– Мой друг так же реален, как и вы, – для Веспасии было важно, чтобы судья не заподозрил ее во лжи, по какой бы причине она, по его мнению, ни произносилась. – Я не знала, что вы тоже жертва, но ваше состояние не давало мне покоя. Мне действительно очень жаль. Это самое низкое из преступлений, которое можно придумать! – Пожилая леди говорила все более эмоционально. – Мы просто обязаны бороться с этим негодяем. И делать это мы должны все вместе. Мой друг был обвинен в трусости на поле боя… грех, который является для него анафемой, пятном на его репутации, с которым он не сможет жить.