Покойник в кювете

— Она закончила одиннадцатилетку и в старших классах особенно близка была с Софьей Михайловной. Она вам лучше про нее расскажет.

— Ваш драмкружок, наверно, находится в клубе? — спросил Никита.

— Нет у нас больше драмкружка, — рассмеялась Галина, поправляя фартук, в ее быстрых движениях съехавший набок. — Как Софья Михайловна уехала от нас, так всё и заглохло. Но клуб остался. Там теперь, как и раньше, крутят фильмы и дискотеки устраивают.

— И как мне найти Софью Михайловну?

— Так она к вам перебралась. В тамошний театр. Музыкальный, кажется. Или что-то в этом роде. Еще при Милке.

— А что Иги?

— Не знаю. Сгинул куда-то.

— Спасибо вам, Галина.

— Да не за что. Может, останетесь отобедать?

— Извините, не могу, — сказал Никита, поднимаясь со стула. — Пора ехать обратно. Но всё равно спасибо.

— Понимаю. Надо же, такое несчастье.

Как обычно, обратный путь показался короче.

Никита знал театр, о котором сказала Галина. У него был незамысловатый репертуар из водевилей и музыкальных комедий. При нем была студия на коммерческой основе с несколько претенциозным названием «Путевка в жизнь». Этой студией руководила Софья Михайловна Заславская.

Она оказалась очень приятной дамой лет шестидесяти с небольшим, с крашеными волосами пепельного цвета и восторженными интонациями.

— Ну как же! Помню, помню Людочку из Тихой Речки, — воскликнула она, всплеснув руками. — Прекрасно помню. Очень живая, подвижная девушка. Ее амплуа — субретка.

Софья Михайловна выдержала паузу. Лицо Никиты осталось непроницаемым, и она сочла нужным пояснить:

— В старинных комедиях это бойкая, находчивая служанка, посвященная в секреты госпожи.

Никита кивнул головой, и Софья Михайловна продолжила:

— Людочке действительно прекрасно удавались роли служанок. Озорных и шаловливых плутовок. Тогда в Тихой Речке она получила первые представления о театре, сцене и игре актера. Не могу сказать, что Бог наградил ее большим дарованием, но при благоприятном стечении обстоятельств, полагаю, она бы нашла себе место где-нибудь на провинциальной сцене.

Софья Михайловна задумалась. Ее прекрасные глаза цвета спелых оливок подернулись поволокой воспоминаний.

— Ах, если б вы знали, как много значит в судьбе актера благоприятное стечение обстоятельств. В молодости в Москве я вплотную подошла к большой сцене. Но… Сменилось руководство, пришли новые люди. И так совпало, что меня увлекла новая концепция драматургии, и я с будущим, а теперь уже с бывшим мужем уехала в глубинку, чтобы в тишине, вдали от суеты и администрации апробировать новации на девственной сцене.

Она замолчала и несколько театральным жестом поправила прическу.

— А что Игнат Власов? — поспешил спросить Никита, далекий от новаций и не расположенный выслушивать театральные воспоминания несостоявшейся актрисы большой сцены.

— Иги? У него была божья искра. Это бесспорно. Но с ним и с ней надо было работать, работать и еще раз работать. Но он рвался в Москву. Что было преждевременно.

— И что случилось там с его искрой? Вы не в курсе?

— Право, не знаю. Боюсь, она оказалась не в тех руках и безропотно угасла. Я слышала, что в Москве он запил. Что неудивительно при его импульсивной натуре. Это судьба многих несостоявшихся звезд. Среди мужчин, естественно.

Выйдя от Софьи Михайловны, Никита подумал об импульсивных натурах. Об Игнате Власове и муже Виктории Петровны. Кто из них был импульсивнее?

Время было позднее, и Никита, не заходя в отделение, отправился домой.

Глава 10

Утром Сергею позвонила Людмила Соколова. Ее звонок оказался весьма кстати. После поездки Никиты в Тихую Речку у него появились к ней вопросы, и он сам собирался ей позвонить. Они договорились о встрече в двенадцать часов.

— Сегодня едем к Людмиле Сергеевне, — сказал Сергей, положив трубку.

— Ты имеешь в виду Людмилу Соколову? — спросил Никита.

— Ну да.

— Так официально? По имени-отчеству?

— Так она ко мне обращается. После этого как-то неудобно называть ее просто Людмила. Тем более Милка.

— Хорошо. Пусть будет Людмила Сергеевна, — согласился Никита, лениво потягиваясь в кресле.

Время до назначенной встречи прошло незаметно: Сергей разбирался в ворохе служебных бумаг, Никита ему помогал.

— Пора, — сказал наконец Сергей, посмотрев на часы.

Людмила Сергеевна встретила их тихой улыбкой. Судя по всему, первая, острая боль прошла, и она смирилась с невозвратной потерей. Остались только ностальгия и постепенно затухающая грусть, которую со временем сведут на нет повседневные заботы и новые впечатления.

Одета она была по-домашнему: в простеньких джинсах и неброской кофте.

Они прошли в гостиную.

— Вот посмотрите, что я нашла, — сказала Людмила Сергеевна и протянула Сергею продолговатый предмет, завернутый в салфетку. Он развернул ее и увидел заточку. Она была сделана из огромного гвоздя, которые бывают в обиходе у плотников. С одного конца гвоздь был расплющен и остро заточен, с другого обмотан изоляционной лентой.

— Я нашла это под радиатором в гостиной, когда решила вчера прибраться в доме.

— Мы заберем ее, — сказал Сергей, завертывая заточку в ту же салфетку.