Всего лишь две недели назад в этой комнате она спросила его:
— Когда вы думаете отпраздновать новоселье? А то ремонт у вас затянулся на месяц.
— На три недели, Машенька, всего лишь на три недели, — сказал Василий Александрович. — Но, правду сказать, сами извелись. Надоело. Но что поделаешь — евроремонт. Зато теперь въедем окончательно и бесповоротно.
— Поздравляю. Евроремонт…
У Машеньки в голосе появились мечтательные нотки.
— Я много слышала о нем, но ни разу не видела. Интересно будет посмотреть, как он выглядит, — сказала она и потерла ладонью о ладонь, давая понять, как ей не терпится увидеть всё самой.
За два дня до этого она купила подарок по случаю предстоящего радостного события и теперь сгорала от нетерпения преподнести его любимому начальнику. Это был эстамп с видом осеннего леса в пору увядания.
Этот эстамп Сергей видел в гостиной у Людмилы Сергеевны.
Машеньке было катастрофически много лет — восемнадцать — и до сих пор у нее не было молодого человека. Наверно, поэтому она была склонна воспринимать жизнь элегически, но при этом не впадать в меланхолию в силу жизнерадостного характера. Тогда она была влюблена в своего начальника.
— Сегодня у нас вторник. В субботу ждем гостей, и в первую очередь тебя. Точное время уточним. Прости мне эту тавтологию.
— Жду не дождусь этого дня, — сказала девушка и радостно зарделась.
И вот такое горе.
Машенька в очередной раз всхлипнула и утерлась платочком.
Как только Соколов начал заниматься бизнесом, он взял ее себе в помощницы. Ее обязанности оказались не слишком обременительными: она изредка печатала письма на стареньком Ятране, отвечала на редкие телефонные звонки и подшивала газеты с объявлениями. Вот, собственно, и все.
В офисе Соколов появлялся утром, потом исчезал на весь день и если возвращался, то к концу рабочего дня. В таких случаях он устало садился за стол и вытягивал ноги.
— Набегались, Василий Александрович? — участливо спрашивала Машенька, ставя перед ним чашку кофе с молоком и бутерброды, которые приносила из дома.
— Что поделаешь, волка ноги кормят, — обычно отвечал Соколов.
Если он не появлялся в офисе — а такое могло продолжаться по несколько дней, — то звонил ей домой, чтобы справиться о том, что произошло за день, или просто поболтать об институтских делах. Что касается собственно деловых контактов, то Машенька о них практически ничего не знала. Ей даже не приходилось печатать контракты с поставщиками или заказчиками. Ведение бизнеса целиком было в руках Василия Александровича и Людмилы Сергеевны, и, по ее мнению, офис им был нужен исключительно для репрезентативности. На него и секретаршу всегда можно было сослаться для того, чтобы придать себе вес в глазах клиентов. Тем более что Василий Соколов как бывший сотрудник НИИ сумел договориться с руководством института и не платил аренду за помещение.
Действительно, кому нужен чулан в подвале, когда всё идет к распаду?
Да и зарплата секретарши Машеньки была не слишком обременительной для собственников малого бизнеса, который, судя по словам Людмилы Соколовой, прочно встал на ноги.
— Значит, бизнес протекал вне стен этой комнаты. И вы не знаете никого из клиентов.
— Почему никого? — удивилась Машенька. — Знаю, например, Михаила Евсеевича.
— И кто он такой, этот Михаил Евсеевич?
— Как кто? Наш завхоз. Очень хороший человек.
— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Сергей.
Как еще могла отозваться эта девушка о постороннем человеке, тем более что с ним ей приходилось общаться.
— Я вас сейчас с ним познакомлю.
— Обязательно. Только чуть позже.
Сергей еще раз обвел взглядом комнату.
— Судя по тому, что я вижу, оборот у фирмы был мизерный, — сказал он и кивнул головой на картриджи.
Машенька рассмеялась.
— Нет. Это не всё. Здесь хранится только самое ценное. А бумага, блокноты, ручки и тому подобное лежат в другом месте.
— Где?
— Не знаю.
— Понятно. Тогда, Машенька, пойдем знакомиться с Михаилом Евсеевичем.
Глава 4
На завхоза они вышли не сразу. В кабинете его не было, и Машеньке пришлось заглянуть в несколько комнат, прежде чем она выяснила, где его можно найти. Все это время Сергей стоял в коридоре, уставившись отсутствующим взглядом в окно.
— Михаил Евсеевич на седьмом этаже. Проводит инвентаризацию, — скороговоркой отчиталась запыхавшаяся Машенька.
— Но я насчитал шесть этажей в вашем институте, — заметил Сергей.
— Седьмой этаж у нас глухой. Он без окон. Его давным-давно приспособили под склад. Лифтом мы поднимемся до шестого этажа, а с него по лестнице на седьмой.
— Надеюсь, это не стремянка, — улыбнулся Сергей.
— Ну что вы, — серьезно ответила Машенька. — Там достаточно капитальная лестница. Правда, из дерева.
Из кабины лифта на шестом этаже они вышли на небольшую площадку с деревянной лестницей, которая обрывалась на уровне открытого люка. По ней они поднялись на седьмой этаж и оказались перед дверью.
— Всё. Дальше я не пойду, — сказала Машенька. — Михаил Евсеевич не любит, когда его отрывают от дела.