Покойники тоже плачут

Посыпалась штукатурка, зазвенели стекла плафонов. Этот довод подействовал. Компания нехотя поднялась из-за столов-и перешла в угол зала. Туда же попросили встать и бармена.

— Ну, и чего дальше? — продолжал огрызаться все тот же парень, видимо, главный среди посетителей. — Как бы вам платить за все не пришлось…

— Все заплатим, — пообещал водила, держа присутствующих на прицеле. — Мало не покажется. Накормим досыта. А где Кисель?

— Не знаю, — угрюмо ответил парень, исподлобья взглянув на водилу., — Он тебе нужен?

— Нет, браток. Он вообще тут в Москве не нужен. Два раза его предупреждали, чтобы мотал обратно в область, откуда он вылез. А здесь ему делать нечего. Африканским каналом будет заниматься Седой.

— Это кто так решил? — вновь оскалился парень.

— Сходняк, вестимо.

Стоявшие у стены парни вдруг зароптали. Они уже оправились от первого шока и теперь решили «покачать права».

— А не жирно вам будет? Мы тут три года все окучивали, всех прикармливали! На готовенькое хотите?

Три ствола заговорили одновременно. Через несколько секунд у забрызганной кровью и мозгами стены остались стоять девицы, бармен в белом пиджаке, охранник в камуфляже, посеревший от страха африканец и единственный из парней — собеседник водилы. Шесть человек лежали на полу. Кто-то еще шевелился.

— Вот так, — спокойно констатировал водила, опуская дымящийся ствол. — Не надо спорить. Приехали в столицу — учитесь вежливо разговаривать. Шкварки заширенные. Тебя, — обратился он к парню, — не шлепнули только затем, чтобы ты пошел к Киселю и рассказал ему о нашей встрече. Ну давай, дергай!

Трое визитеров, пятясь, вышли из бара, захлопнули дверь и быстро взбежали по ступенькам. Через мгновение машина сорвалась с места и исчезла за поворотом.

Неожиданно Тенину позвонил Игорь Оськин по кличке Гарик, его старый знакомый по институту и совместной работе. Сначала они вместе оказались во Фрунзе, столице Киргизстана, где приятельствовали, как тогда выражались, тандемили, то есть болтались по ресторанам и бегали по девочкам. Потом обоих занесло в Африку. Последние два-три года они не виделись. Голос у Гарика был звучный, уверенный, слегка насмешливый.

— Ну что, объявился? Из каких диких стран?

— Из Буганги.

— Ну и что там? Все так же мило? — радостно допрашивал Оськин. — Недавно в «Клубе путешественников» показывали…

— Все хорошо, особенно в столице, — спокойно ответил Тенин. — А ты где обретаешься?

— В Гуманитарном институте, на военной кафедре, — самодовольно бросил Гарик.

Это был один из престижных вузов страны, расположенный в самом центре Москвы.

— Стойко переношу все тяготы и лишения службы в нескольких сотнях метров от Кремля, — продолжал хвастать Гарик. — Но это все фигня. Есть предложения и получше. Давай встретимся, покалякаем.

Естественно, встречу решили провести в хорошем ресторане. «Ну что ж, — подумал Тенин. — Может, в трудоустройстве пособит?» Ехать из Москвы никуда не хотелось, а на какие шиши в ней жить, если, скажем, уйти на гражданку, представления у него не было. Газетные объявления приглашали офицеров-отставников «из казарм на фермы», в продавцы торговых точек, в охранники, в работники сферы услуг, читай в швейцары. Все это было, как говорится, ему не по чину.

А Оськин, похоже, был при деньгах. Уж очень самоуверенным тоном разговаривал. Неужто напал-таки на золотую жилу? Сын крупного партийного функционера, он всегда имел гораздо больше многих своих сверстников, и тем не менее с детских лет стремился к частному предпринимательству наперекор социализму, который пытался строить его папа. В школьные годы Гарик уже приторговывал на рынке цветами и семечками, хотя никто в семье его этому не учил. Незаконная торговля не принесла ему желанного обогащения. Угодив однажды в милицию, он был передан родителям и жестоко высечен отцовским ремнем.

Учился Гарик плохо. Его любимым делом всегда была коммерция, а в школе этому не учили. По окончании школы он попросил папу определить его в Военный институт иностранных языков, откуда, как ему рассказали, уже на втором курсе ездили работать за границу. Именно это ему было нужно для нормального бизнеса. Папа Оськин, узнав о страстном желании сына учиться, без труда запихнул его в институт, что называется, левой ногой. Однако годы учебы оказались для Гарика нелегкими. К тому времени ему очень понравилось выпивать, а пьянел он, как на грех, фантастически быстро. До обидного малая доза спиртного приводила его в состояние тихого помешательства. Он начинал чудить и обязательно попадался на глаза начальству или стукачам. А поскольку пил он часто, неприятности преследовали его неотступно. На практику за границу Гарика не пустили. Мало того, к концу обучения в его послужном списке накопилась такая богатая и экзотическая коллекция проступков, что после института его ждала ссылка, причем далеко не почетная.