Покойница для куклы

Хейдвиг еле смогла оторваться от табурета и размять тело, затекшее от долгого сидения в одной позе. Как раз на это две минуты и ушли. Жестом Икол дал ей понять, что она должна снова сесть. Хейдвиг едва сдерживала ярость. Неужели он считает ее бездушной куклой, с которой можно забавляться и удовлетворять свои причуды? Но выбор у нее был невелик. Она села, поджала губы, словно говоря своему обидчику: «Делай сейчас что хочешь, но потом я на тебе отыграюсь». Икол сделал вид, что не заметил этого; на самом деле в глубине души он смеялся над всеми ее капризами, потому что знал: она целиком и полностью в его власти. Снова он велел ей закрыть глаза. Предупредив, что краска может их разъесть, если хоть капля попадет на белок или зрачок. Это испугало Хейдвиг, и она сжала сидение руками, превратив свое тело в натянутую струну, которая вот-вот должна была лопнуть. Икол рассмеялся.

– Искусство требует жертв, но не таких специфических. Расслабляйся и наслаждайся прикосновениями, – посоветовал он. – Ведь легкое касание кисти к телу может вдохновить тебя на новые фантазии, а это нам как раз и нужно.

Хейдвиг послушалась совета и почувствовала, как напряжение – и страх вместе с ним – покидают ее. Это ощущение покоя позволило ей выдержать все виды прикосновений – от легких, почти неощутимых, до грубых мазков по коже, наверное, последние оставляли такие следы, от которых могла потечь грунтовка. Но ее нанесли такой краской, что она не поддавалась влиянию новых слоев. Теперь началась работа над закрытыми веками. И вновь эти легкие касания, кажущиеся почти неземными. Вдруг она поняла, что голова уже готова, но глаз она не раскрывала, потому что касания, мазки, движения переместились на шею, потом – на плечи, а потом на руки, где начали извиваться, словно змеи.

Все закончилось длительной паузой. Икол ничего не говорил и не подвал никакого знака открыть глаза и встать с табурета. Хейдвиг надоело ждать, и она сама открыла глаза. Первое, что она увидела – свое отражение в зеркале. Там была только она. Все вокруг оставалось черным. И среди этой черноты она была единственным цветным пятном. Странным было и то, что ее отражение стояло в зеркале в полный рост, в то время как ноги настоящей Хейдвиг были закрыты по колено косметическим столиком. Только потом Хейдвиг обратила внимание на то, что сделали с ее внешностью.

Лицо ее было белым, как бумага с пятнами цвета хаки. Таким же образом ей разрисовали шею, плечи и декольте. Прикрыв один глаз, Хейдвиг увидела на веке крошечные пятна люминесцентной краски, но это верхнее веко было разрисовано так, как будто на нее смотрел настоящий глаз. Эффект был впечатляющим. По обнаженным рукам ползли змеи, а на кистях – две раскрытые пасти, которые вот-вот должны были проглотить свою добычу. Еще миг – и Хейдвиг было решила, что они сползут с рук и проглотят ее саму, но это она уже приписала либо усталости, либо зеркалу. Она улыбнулась сама себе – и поняла, насколько ее изменили. От той, кем она была, не осталось даже намека. Теперь перед ней стояла молодая женщина, знающая себе цену и способная на многое, чтобы добиться своей цели. Даже с волосами за это время успели поработать, хотя к ним (а может, ей просто показалось) никто не касался. Кажется их чем-то смазали, потом зачесали вверх, покрыли лаком… Впрочем, неважно. В прическе была только одна деталь, выгодно контрастировавшая с общей концепцией – ветка цветущей сакуры.

Новый образ был совершенным: с одной стороны – женственность, с другой – брутальность и самоуверенность, помогающие побеждать. Такой Хейдвиг себе понравилась. Она еще раз осмотрела комнату и, убедившись, что никого нет поблизости, коснулась какой-то кисточки на столике – и сразу рухнула на табурет, стеная от боли. Металлическая ручка кисточки проводила электричество. Именно этот шок, заставил Хейдвиг застонать и отказаться от дальнейшего желания прикоснуться к любому предмету на столике у зеркала.

Боль отпустила очень быстро, и Хейдвиг решила проверить груз, прибывший из мастерской мадам Дисгайз. Она подошла к одной из вешалок, сняла чехол, дернула зиппер – и не смогла его открыть. Сколько она ни дергала молнию, ничего у нее не получалось. Проклиная всю заавтоматизированность этого места, она швырнула чехол на пол и вернулась к зеркалу, возле которого уже стоял Икол и наблюдал за ее действиями.

– Думаешь, мой вкус не совпадает с твоим, Хейдвиг? – спросил он. – Желаешь, что-то усовершенствовать в своем новом имидже?

Я хотела осмотреть остальные платья. Там – они, да?

– Но без меня ты не откроешь ни одного чехла, – рассмеялся он в ответ. – В этой комнате тебе нельзя ни к чему дотрагиваться. Здесь все принадлежит не тебе, а…

– Корпорации, разумеется. Слушай, Икол, я не такая тупая, чтобы не въехать в тему. Ты теперь еще скажи, что и я собственность, что я всем телом принадлежу корпорации.