Покойный просил цветов не приносить

— Повторю еще раз, — сказал Кристиан, помолчав. — Нет никаких оснований считать, что Эрик умер насильственной смертью. Хотя всю жизнь был здоровяком. И, если отбросить твои теории о кураре и страх под ложечкой, нам придется удовлетвориться этим утверждением.

Тут мне пришло в голову, что и Кристиан может ошибаться.

Он словно бы и сам был не вполне удовлетворен собственным выводом, словно бы пытался что-то нащупать.

— Здоровяком — это как посмотреть, — заметил Я. — У него все-таки был сахарный диабет.

Кристиан уставился на меня.

— Что ты сказал?

— Сахарный диабет, — повторил я. — Разве ты не знал?

Кристиан не ответил. Он все так же пристально смотрел на меня.

— Разве ты не знал? — повторил я.

— Нет. Даже не подозревал. Я же не был его лечащим врачом. — Кристиан выпрямился на стуле, потом слегка подался ко мне.

— Мартин, — сказал он, — подумай хорошенько…

— Теперь и ты тоже…

— Подумай хорошенько и опиши подробно все, что произошло с той минуты, когда вы с Эриком выехали из дома. Как Эрик выглядел? Как дышал… Какой у него был цвет лица… Не дрожали ли у него руки?…

— Сразу десяток вопросов, — сказал я. — А я и так нервничаю. По-моему, я уже все тебе рассказал. Ради бога, не пугай меня, скажи, что тебе пришло в голову?

Кристиан обернулся назад, взял карандаш и уставился на него, словно в нем заключалось решение всех проблем.

— Мне самому страшно, — сказал он.

Он и впрямь испугал меня. Потому ли, что он был врач, потому ли, что старший брат, — не знаю. Но услышать, что и ему страшно, было уже слишком.

— Мне страшно с тех самых пор, как убили Свена, — сказал Кристиан. — Особенно потому, что, по словам Карла Юргена, это сделал кто-то из тех, кого мы хорошо знаем. А вчера… когда сюда принесли Эрика… И теперь еще ты… Значит, у него был сахарный диабет?

— Я уже повторил это дважды, — сказал я. — Могу повторить в третий раз. Да, у него был сахарный диабет.

Кристиан посмотрел в окно.

— Тогда вполне возможно, что Эрика тоже убили, — сказал он.

Голос его звучал сухо и как-то особенно бесстрастно. Но мне показалось, что он громоподобным эхом отразился от стен тихого кабинета заведующего третьим терапевтическим отделением уллеволской больницы.

Я вскочил. И навис над Кристианом.

— Ты сказал «убили»? Убили? — голос у меня срывался. Во мне бушевали страх и ярость, казалось, еще минута — и меня разорвет на куски.

— Сядь, — приказал Кристиан.

— Убили… — хрипел я. — И я при этом присутствовал…

— Сядь.

— Я всегда присутствую. Когда кого-то из моих друзей убивают, они падают к моим ногам, — теперь я и сам услышал, что кричу.

— А ты, мой родной брат, преспокойно заявляешь… Ты утверждаешь, что…

— Сядь, — приказал Кристиан.

Я сел. Или, вернее, рухнул на стул. Силы меня оставили. Не знаю, как долго просидел я таким образом. Кристиан ждал.

— Олл райт, — наконец произнес я. — Говори…

Мгновение брат разглядывал меня.

— Больному сахарным диабетом нужен инсулин, — наконец сказал он.

— Знаю.

— В определенных дозах.

— Понятно.

— Превышение дозы смертельно, — сказал Кристиан. — Смерть бывает именно такой, как ты описал, и, если инъекция сделана внутримышечно, смерть наступает спустя некоторое время после укола. При внутривенной инъекции смерть наступила бы мгновенно.

Я шарил в карманах в поисках сигареты. Нашел и попытался закурить. Кристиан отобрал у меня спички.

— Я человек миролюбивый, — начал я. — Классный руководитель 5-го «английского» класса в школе Брискебю. Я…

— Знаю, — сказал Кристиан, поднося спичку к моей сигарете. — Давай покурим.

Мы помолчали.

Я несколько раз затянулся сигаретой. Перед глазами у меня все плыло. Но какое это теперь имело значение!

— Немедленно звони в полицию, — сказал я. — Вызови Карла Юргена. — И вдруг меня осенило. — А вскрытие… — сказал я. — Ну конечно же… Патологоанатомы наверняка уже все знают. Может, они уже сами звонили в полицию.

Кристиан посмотрел на меня.

— Я говорил с прозекторской еще до твоего прихода. Вскрытие завершено. Ничего криминального не обнаружено. Дежурный врач подписал протокол вскрытия: смерть наступила от паралича сердца.

Я уставился на Кристиана.

— Может, дежурный патологоанатом не способен устано…

— Нет, это хороший специалист. Но видишь ли, инсулин обладает специфическим свойством. Его нельзя обнаружить. Ни один прозектор в мире — при уровне современных знаний — не обнаружит в организме умершего следов инсулина. — Кристиан помолчал. — Если Эрику ввели смертельную дозу инсулина, этого никогда нельзя будет доказать.

Скорость, с какой я пролетел расстояние между уллеволской больницей и Виктория-Террасе, намного превышала дозволенную.

На перекрестке Майорстювайен я поехал на желтый свет, смутно отметив, что едущие мне наперерез машины сигналили и тормозили. Я помчался вниз по Майорстювайен мимо старинного дома Амальдуса Нильсена[9], где в школьные годы мы со Свеном бродили по опавшим листьям каштана.

Я пытался сообразить, который сегодня день. Но мне не удавалось собраться с мыслями.

Две недели, сказала Карен.