Покойный просил цветов не приносить

Сидя на диване, она обвила меня руками за шею и попросила ничего не говорить Карлу Юргену Халлу. Не говорить о том, что гнусный П. М. Хорге, «Советы и информация», вымогает у нее деньги. Ей требовалось две недели, чтобы избавиться от него.

А я, идиот, пообещал ей это. Я, круглый идиот, сдержал свое слово.

Но теперь Карл Юрген узнает все. Чтобы нарушить данное слово, мне нет нужды пить для поддержания духа, хотя я всегда кичился тем, что свое слово держу. Теперь это не имеет никакого значения, ничто теперь не имеет значения. Мной владело единственное безумное желание — наверстать упущенное время. Мне казалось, что какая-то лавина увлекает меня за собой и я должен остановить обвал, пока мы все не рухнули в бездну. И в самой глубине сознания сквозь ярость, горе, отчаяние пробивался тонкий голосок.

Он настойчиво спрашивал: «Почему?… Почему?… Почему?…»

Будто мчишься по железной дороге, отсчитывая каждую шпалу: «Почему?… Почему?… Почему?…»

Карл Юрген обязан это узнать. В этом состоит его работа. Но пока что он справляется с ней из рук вон плохо. Что он себе воображает? Что воображает себе вся эта компания, засевшая в управлении на Виктория-Террасе? Только и умеют, что прилеплять красные штрафные квитанции на машины, припаркованные не там, где положено. «Но почему? — стучало в моем мозгу. — Почему?… Почему?… Почему?…»

Мне было как-то даже легче оттого, что я мог излить свою ярость на уголовную полицию города Осло. Словно я снова стал мальчишкой и, грохнувшись с трамплина, кляну на чем свет стоит лыжные крепления.

Я поставил машину у самого входа. Как раз под знаком «стоянка запрещена».

— Катись к черту! — сказал я табличке с запретительным знаком.

Проходившая мимо дама испуганно шарахнулась.

— Я не вам, — объяснил я даме. — Я этой штуке. Я сказал ей: «Катись к черту!»

— Да-да, — пробормотала дама. — Конечно… Понимаю…

На ней была лиловая шляпа. Хенрик Серенсен[10] сказал, что лиловый цвет непристоен. К тому же взгляд у нее был скользкий, как у змеи.

«Я понимаю… Конечно…»

Я ее ненавидел.

Если бы вахтер в окошечке нижнего этажа попытался меня остановить, я бы учинил драку. Но он меня знал.

— Сейчас спрошу, на месте ли инспектор, — сказал он. И стал набирать номер на диске внутреннего телефона.

Пальцы у него были толстые и плохо гнулись. Поудобнее устроившись на стуле, он старательно набирал цифры. Его я ненавидел тоже.

— Инспектор занят. Не могли бы вы немного подождать?…

— Нет! — рявкнул я.

— Доцент Бакке говорит, что нет… — невозмутимо сообщил он.

Ответа Карла Юргена я не услышал.

— Можете подняться, — сказал вахтер и положил трубку.

Но, очутившись перед Карлом Юргеном, я не знал, с чего начать.

— Карл Юрген, я сам не знаю…

— Сядь, — сказал он.

Закон и Медицина пользовались в разговорах со мной одними и теми же словами.

«Сядь», «подумай хорошенько».

Я сел.

— Я уже подумал, — сказал я. По крайней мере, этой фразой я его опередил. Я был зол на всех, я ненавидел всех и вся.

Карл Юрген молчал. Он был слегка удивлен. Холодные серые глаза с минуту глядели поверх моей головы, потом их взгляд устремился куда-то в сторону. Но Карл Юрген не произносил ни слова.

Он, очевидно, решил, что у меня истерический припадок, и, в общем, у него были основания так подумать. Но сам-то я не видел себя, сидящего в этот злосчастный день в управлении полиции на Виктория-Террасе. И меня страшно злило, что Карл Юрген считает себя вправе зачислять меня в истерики. Он ведь не имеет представления о том, что я пережил. Он вообще ни о чем не имеет представления. Сидит себе и смотрит умным, холодным и самоуверенным взглядом. Но я сейчас разрушу эту самоуверенность. Сейчас, сию минуту от твоей самоуверенности и твоего самообладания не останется и следа, злорадно думал я.

— Вчера вечером убили Эрика, — сказал я. Сказал медленно, с расстановкой и, кажется, даже улыбнулся.

В лице Карла Юргена не дрогнул ни один мускул.

Инспектор сидел и спокойно смотрел на меня.

— Эрик мертв?

Я рассмеялся.

— Мертв? — переспросил я. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы убитый был жив? Такое не удавалось даже Агате Кристи.

И я рассмеялся еще громче. Но я был не так глуп, чтобы не понимать, что это за смех.

— Истерическая реакция, — пояснил я. — Очень жаль, но ты, конечно, понимаешь…

— Я только что вернулся в управление, — сказал Карл Юрген. — Со вчерашнего дня я был в Тенсберге. Ты что, пытался мне дозвониться?

— Я звонил тебе вчера поздно вечером.

Задребезжал телефон. Карл Юрген снял трубку и мгновение слушал.

— Пусть сразу же поднимется сюда.

— У тебя что, нет времени поговорить со мной? — спросил я.

— Это Кристиан, — коротко ответил Карл Юрген.

Вот как! Значит, старший брат поехал за мной следом. Врач поехал следом за мной. Ну что ж, очевидно, я вел себя так, что он счел это необходимым. А вот и он…

— Ты пулей вылетел из моего кабинета и не слышал, что я тебе говорил. Но я был уверен, что ты поедешь сюда. Вот и приехал следом. Добрый день, Карл Юрген.

Карл Юрген кивнул и пододвинул Кристиану стул.

— Вы, наверно, еще не успели ничего обсудить, — сказал Кристиан. — Я приехал так быстро, как только смог.