Покойный просил цветов не приносить

5-й класс вел себя образцово. И дело было не в том, что перед ними маячил экзамен на аттестат зрелости. Класс просто-напросто понимал мое состояние. А я все больше укреплялся в доверии к моим ученикам. Они могли на радость любому психологу быть дерзкими сорванцами, но в трудную минуту они способны были проявить душевную тонкость.

За весь осенний семестр они ни разу меня не огорчили, хотя я уделял им слишком мало внимания и большую часть времени был непростительно рассеян. Такой вот необыкновенный феномен.

Я обсудил его с Лизой. Тема, слава богу, была нейтральная. А говорить с Лизой было приятно. В эту печальную осень мы несколько раз совершали небольшие прогулки, иногда она приглашала меня к себе выпить чашечку кофе или чего-нибудь покрепче.

Она жила в маленькой квартирке в одном из новых домов на Майорстювайен.

В первый раз, когда я шел к ней, меня разбирало любопытство. Значит, в эту самую квартиру она и должна была вернуться в тот вечер, когда я впервые познакомился с ней. В тот августовский вечер, когда убитый Свен лежал в песчаном карьере в Богстаде.

Квартира была похожа на самое Лизу. Домашняя обстановка всегда очень много говорит о человеке. Дело не в том, сколько денег в нее вложено, — по счастью, вкус и индивидуальность от денег не зависят.

Я сказал бы, что от обстановки, окружавшей Лизу, веяло покоем, прохладой и свежестью. Я не разбираюсь в тканях и расцветках. Я только обратил внимание, что все отличается удивительной простотой. Впрочем, удивляться, наверно, было нечему. Лиза жила на свое конторское жалованье. Хотя теперь, сообразил я вдруг, теперь она практически могла бы жить где ей угодно и на широкую ногу, если ей заблагорассудится.

У Лизы было много книг. Это меня не удивило. Но на столе лежали еще и ноты.

— Что ты с ними делаешь? — спросил я. — Ведь у тебя нет никакого инструмента.

— Я их читаю, — ответила она. — Но, конечно, мне не все удается разобрать, и тогда я жалею, что мне не на чем их сыграть. Я всегда мечтала иметь пианино, но у меня не было…

Она не закончила фразу. Видно, подумала о том, о чем только что подумал я.

— Поедем как-нибудь на уикенд в Бакке, — предложил я. — Моя мать страшно гордится тем, что у нее есть музыкальная гостиная.

— С удовольствием.

Лиза поворошила угли в печи.

— Пребен замечательно играет, — сказала она, не оборачиваясь ко мне. — Но у него тоже нет инструмента, — добавила она.

Я смотрел со спины на ее изящную фигуру. Светлые волосы против света казались почти седыми. Вот, значит, как: она хочет, чтобы с ней поехал Пребен.

— Можно как-нибудь захватить с собой и Пребена, — сказал я. — Но, честно говоря, я предпочел бы поехать с тобой вдвоем.

Она не ответила. И мы поехали в Бакке с ней вдвоем.

Октябрьским днем в субботу после уроков я заехал за ней на Майорстювайен. И мы отправились в Берум — езды туда было три четверти часа.

Моя мать устремилась к ней, как жаждущий к воде. Она поступает так всегда, когда Кристиан или я привозим домой знакомую девушку. Мать, бедняжка, спит и видит себя в роли бабки.

Но к Лизе она отнеслась с какой-то особенной сердечностью.

И, похоже, это было взаимно. Они сидели, сдвинув головы и рассматривая самый толстый из материнских семейных альбомов. Я сделал вид, что не обращаю на них внимания и погружен в чтение газеты. Мне известно, как любят женщины рассматривать детские фотографии всех знакомых и выискивать мельчайшие приметы сходства со взрослыми.

После того как они покончили с альбомом, мать пожелала продемонстрировать Лизе какое-то особенное кухонное оборудование. Я поплелся было за ними, мне хотелось быть поближе к Лизе.

— Можешь читать свою газету, Мартин, — заявила мать. — Ты же не разбираешься в таких вещах. Через полчаса получишь Лизу обратно, тогда вы сможете прогуляться.

Лиза ничего не сказала. Только улыбнулась своей неожиданной улыбкой.

И мы пошли прогуляться. Если бы мать могла дать мне на дорогу парочку добрых напутствий, она с удовольствием сделала бы это. Но на сей раз даже моя мать сумела удержаться от советов.

Я показал Лизе усадьбу. Бакке — усадьба великолепная, в ней есть на что посмотреть. Я, как мальчишка, горжусь, когда могу продемонстрировать ее кому-нибудь. А демонстрировать ее Лизе было особенным удовольствием. Все равно как в детстве показывать свою новую заводную железную дорогу приятелю, которым ты особенно восхищаешься.

Около часа мы бродили по усадьбе, потом поднялись на лесистый холм за домиком арендатора и постояли там, любуясь окрестностями. Потом сели на поваленную ель, я предложил Лизе сигарету.

— Не понимаю, как это вы с Кристианом, имея такую… — она осеклась, щеки ее вспыхнули. Я сделал вид, что ничего не заметил.

— Ты удивляешься, почему мы с братом стали, соответственно, врачом и учителем, вместо того чтобы оставаться так называемыми землевладельцами? Я расскажу тебе, как это вышло. Отец наш был снобом. Благослови его за это Бог. Я бы ни за что не хотел сменить профессию, думаю, что и Кристиан ни на что не променял бы свою.

С нагорья повеял легкий ветерок. Лиза придвинулась ко мне ближе. Я потерял нить мыслей.