Сейчас вдоль тенистой Электоральной улицы посредине асфальтовой мостовой соорудили кирпичную стену. Верхняя часть стены усеяна вделанными в цемент осколками стекла. Из окна квартиры видны передвигающиеся за стеной головы людей. Только головы. Они двигаются словно на ленте транспортера. Кажется, будто осколки стекла отрезали их от туловища.
На той стороне улицы была когда-то читальня «Виргиния». Пахнущая старой бумагой и пылью дыра, где в послеобеденное время толпились люди. Там работало несколько девушек, молоденьких, бойких евреек, начитанных, уверенных в себе, — таким пальца в рот не клади. Сейчас Юрек уверен, что они состояли членами Коммунистического союза молодежи: у них были какие-то дела с отцом. Полученные от них книги он никогда не оставлял на виду. Улыбающаяся Роза, вертушка, которая не могла спокойно усидеть за библиотечной стойкой, подавала пухленькой ручкой книгу и говорила, подмигивая: «Из запрещенных». Теперь Юрек думал, что их связывало не только общее увлечение материалистической философией. Он вспомнил, как отец пожимал руку Розы, когда та протягивала ему книгу. Он делал это с озорной улыбкой. Да и как было не любить этих девушек, чирикающих и суетящихся, как синицы, порхающие с одной полки на другую!
Старый Виргин неизменно хранил олимпийское спокойствие. Седой, неразговорчивый, он не имел склонности к полноте, как и пристало человеку, который находится в постоянном общении с сокровищницей человеческой мысли.
— Любопытное явление… — сообщил он как-то раз отцу. — Я советую своим сотрудницам побольше читать. Ведь в нашей профессии нельзя работать по-настоящему, если не будешь человеком начитанным, хотя бы поверхностно. Так вот представьте себе, как только начинают читать, по уши увязают в… коммунизме.
Последнее слово он произнес, перегнувшись через стол к собеседнику.
— Роза сказала мне как-то: «У нас мало книжек, которые учат, как переделать мир. Большинство только описывает его с разных точек зрения. Когда человек уже что-то знает, он должен сделать вывод». Вы понимаете? Одной сознательности ей мало. Мне хватает, а ей нет. Это уже нехорошо для читальни, это пахнет Коммунистическим союзом молодежи.
Он двигался за стойкой с достоинством, какое может дать только знание своего дела. Он не прислуживал клиентам, а старался их добросовестно обслужить. В первую военную зиму, еще во времена относительной терпимости, Юрек зашел в читальню, чтобы возобновить абонемент. Старик Виргин тогда совсем сник.
Он стоял за стойкой и сам подавал книжки. Юрек хотел их взять, а старик не выпускал из рук. Он был в куртке на кроличьем меху и в теплом платке, повязанном крест-накрест. Схватившись за голову, он причитал:
— Представляете ли вы себе, какие сокровища сгорели в Королевском замке? Достаточно назвать только Каналетто… Один из лучших холстов Каналетто. Там был пейзаж с замком и манежем. Маленькие фигурки с непропорционально большими головами. Понимаете, пейзаж небольшого размера. Люди должны соответствовать архитектурному окружению, поэтому были величиной с палец. Но ему хотелось выписать их лица, вот он и увеличил головы. Архитектурные ансамбли он давал в перспективе. Но именно в изображении этих людей сказался великий артист. Присмотритесь к тем персонажам, которыми он населил улицу старой Варшавы, это маленькие живописные поэмы, это драгоценные камни, вставленные в филигранную оправу. Вглядитесь в лица торговцев, нищих, ремесленников, аристократов и лакеев. Правда, вы это уже не увидите. Впрочем, кому нужна живопись в такие времена?
Разговор о Каналетто возник в связи с книгой Ромена Роллана о Микеланджело. Юреку не пришлось сдать ее в библиотеку. Придя туда однажды, он увидел темные железные накладки, набитые крест-накрест на двери. Он вспомнил, что когда-то крестом метили дома, посещенные мором.
На противоположной стороне улицы время от времени быстро двигались головы. Их глаза настороженно следили за тем, что происходит вокруг, на лицах застыло выражение тревоги.
— Не смотри без толку в окно, возьми лучше молоток да немного постучи, только не сильно. А я залезу на полку и вздремну. Стучи молотком, пусть Злотый думает, что мы работаем. Ни шеф, ни мастер сюда не явятся. А если кто-нибудь из них придет, пусть поцелует меня в…
Секула забрался на верхнюю полку стеллажа, подложил фартук под голову и стал напевать:
— Стеллажи… проклятые стеллажи. Все делают стеллажи. Миллионы километров полок. Родак… Ясь Кроне и Стах тоже клеят стеллажи. Где-то на Чернякове. Тебя, наверно, пошлют туда. А я больше никуда не пойду по поручению пана Берга. Похоже на то, что мы с ним распрощаемся. А может, даже прощаться не придется… Постучи тихонько. Какую книгу ты принес из мастерской?
— Алексея Толстого «Хождение по мукам». Меня послали за гвоздями на склад. Я встретил Стаха, он шел на работу. Под мышкой пес книгу. Дал мне почитать. Обещал принести «Манифест».
— Ага… Откуда у парня такие книги?..