Василий осторожно повернулся. За стеной бубнили два голоса. Низкий, густой — бородатого, и звонкий, почти девичий — Виктора. Бас протестовал, а тенор уговаривал. Василий прислушался.
— Мог поехать на неделю.
— Нет, не мог.
— Ну на три дня?
— За три дня не успеть. Да у меня и трех нет.
— С этой каторжной работой их никогда не будет.
— Знаешь, институт принял решение, — загудел бас, — создать прямо здесь проектную группу. Уже помещение нам в Ивделе подыскивают. Двадцать проектировщиков сажают. Шесть выезжают из Ленинграда… Знаешь, сколько Уралу нужно газа? Здесь одним бухарским не обойдешься. А тут его на Севере геологи подсекли… Только добраться до него надо. И газ на Урал должен прийти через два года. Это, брат, сроки, каких…
Молчание. И опять низкий бас Лозневого. Теперь он сердито выговаривает, а тенор оправдывается:
— Иди в группу. За зиму аспирантуру подтянешь. Надо же тебе ее кончать.
— Нет, не могу. Хорошо бы посидеть зиму за столом, в тепле. Но…
«О чем они спорят? — думал Василий. — И почему никто не может уступить? Кто они? Почему у Лозневого такая борода? Из-за нее нельзя определить, сколько ему лет. Может, пятьдесят, а может, сорок? Говорят то громко, то переходят на шепот. Старый и молодой, начальник и подчиненный. Вначале спорили, а сейчас шепчутся что-то про Ленинград. Почему про Ленинград? Здесь, за Уральским хребтом, под Полярным кругом, у черта на куличках… Вздыхают по Невскому, Летнему саду, называют женские имена. Чудные люди!»
Голоса за дверью стали глуше.
Вася уснул.
6
— Ты посмотри, какое здесь солнце! — кричит Мишка Грач. — Как стеклышко блестит. И глаза не режет.
— Цыганское, — мрачно замечает Стасик Новоселов, — светит, а не греет. Я думал, его вообще здесь нет. Богом и людьми забытый край.
— Ошибаешься, — весело возражает Виктор. Он подставляет загорелое лицо лучам, блаженно щурится, вытягивает и без того длинную шею, словно принюхивается к чему-то. — Ошибаешься, люди не забыли. У них к этому краю свой счет. Гляди, сколько понаворочали тут…
Грач, не скрывая любопытства, следит за взглядом Виктора. Тот восторженно обводит глазами лагерь отряда газовиков. Неподдельная радость и восторг Виктора удивляют Грача. Так родители смотрят на своих детей. «Гляди, еще один перезрелый романтик нашелся», — чуть не сорвалось у него с языка. Но он удержался, хотя не понимал, чему тот удивляется. Обычные голубые вагончики с надписями «Главгаз СССР». В них живут строители. А рядом выстроились трубоукладчики, изоляционные машины, могучие тракторные тягачи… Дальше темные плети труб почти метрового диаметра, штабеля теса, железобетонных и чугунных грузов.
Все это в трехстах метрах от намечаемого перехода через реку. «Единственное, что здесь хорошо, — подумал он, — и работа, и жилье рядом». И тут же, повернувшись к Виктору, заметил:
— Да, что ни говори, а край не приспособлен для жизни. Протянут люди этот газопровод и уйдут отсюда…
— Одни уйдут, другие придут, — смеется Виктор. У него хорошее настроение. Сегодня в Ивдель приезжает из Ленинграда группа проектировщиков, и он сияет, как начищенный грош. — Ты посмотри, сколько здесь леса! — наступает он на хмурого Грача. — А потом, еще никто не знает, что под этим лесом покоится. Здесь батюшка Урал встречается с матушкой Сибирью.
— Надо о людях заботиться, чтобы они по-человечески жили, — зло прервал Виктора Грач. — А ты только восторги изливаешь. Ах тайга, ах Сибирь, ах Север! Наконец, поймете ли вы, романтики несчастные, что здесь люди не только работают, но и живут. Если человек проработает на Севере даже год или два, то и это немалый кусок его жизни, а люди находятся здесь и по три — пять, а то и по десять лет… А вы уперлись в своем институте и талдычите: строить дома в тундре в три раза дороже, чем в Ленинграде, и знать ничего не хотите.
— А по-твоему, дворцы здесь надо строить?
— Не знаю. Только людям надо нормальную жизнь обеспечивать. — Грач метнул недобрый взгляд в сторону Виктора и с вызовом добавил: — А может, и дворцы. На Севере люди своей работой их заслужили. Города здесь надо строить, города…
— На этих болотах, средь комарья? — вспылил Виктор. — Мало того что мы загибаемся, а ты еще хочешь привезти сюда детей, женщин, стариков.
— Ты в вагончиках живешь, а они в настоящем городе, с ванными, паркетом, кино, спортивными залами, — не сдавался Грач.
— Если на дворе пятьдесят градусов мороза, снег выше головы и полгода полярная ночь, а летом болота свои пасти открывают и комарье поедом ест, то не спасет никакой комфорт. Не будешь же ты сидеть все время в квартире, ведь и работать надо…
— Надо. Но я буду знать, что хоть после смены приду домой, где все по-человечески. Ты слышал, что Лозневой на этот счет толкует?
— Слышал… — буркнул Виктор. — Олег Ваныч тоже не святой…
Но Грач, словно не слыша этой реплики, продолжал: