Поколение I

Многие годы вера в загробную жизнь была единственным заметным исключением из общего тренда на снижение религиозности. В середине 2000-х подростки верили в существование жизни после смерти даже чаще, чем в 1970-е. Выходит, что молодежь хочет верить в загробную жизнь, но не хочет верить в Бога и ходить на церковные службы. Впрочем, начиная с 2006 года даже вера в жизнь после смерти пошла убыль. Получается, что последние миллениалы и все айдженеры значительно менее религиозны, чем первые миллениалы, причем в равной степени это касается всех религиозных верований (молитва; вера в Бога; вера в то, что Библия есть Слово Божие; вера в загробную жизнь).

Тинейджеры стали менее религиозными и по такому критерию, как признание важности религии. В 2015 году почти каждый четвертый десятиклассник и двенадцатиклассник заявил, что религия не играет никакой роли в их жизни и абсолютно не важна для них. Вплоть до 2000 года, когда начался спад, абсолютное большинство тинейджеров утверждали, что религия как минимум «немного важна» для них. В целом можно утверждать, что айдженеры являются самым нерелигиозным поколением за всю историю США.

Тем не менее религия до сих пор так или иначе присутствует в жизни большинства айдженеров. В то же время появилось много молодых людей, которые категорически не приемлют религию: они не посещают богослужения, не молятся и не верят в Бога. В этот сегмент молодежи входит каждый шестой восьмиклассник, каждый пятый десятиклассник, каждый четвертый двенадцатиклассник и каждый третий студент колледжа или молодой человек в возрасте от 18 до 24 лет. Появление настолько беспрецедентно большого числа молодых людей, полностью оторванных от религии, вполне возможно, означает, что в недалеком будущем в Америке станет еще меньше верующих и появятся заброшенные церкви. Конечно, нам пока далеко до Европы, но мы ее уверенно догоняем.

Религия против реалий XXI века

В понедельник около полудня я встречаюсь с двадцатилетним Марком в доме его родителей на окраине города Форт-Уэрт, Техас. «Тебе удобно сейчас разговаривать?» — спрашиваю я, имея в виду, что уже наступило время обеда. «Да, мэм», — отвечает он. Услышав такой неожиданный оборот, я сразу мысленно перенеслась в свое детство и вспомнила о своем техасском воспитании. Марк вырос в благочестивой христианской семье.

Мои родители — добропорядочные христиане, которые всегда и во всем следуют Библии.

Марк

Каждое воскресенье Марк ходит в местную церковь с родителями, либо посещает мегацерковь в Далласе со своей девушкой. Когда я спрашиваю, молится ли он, Марк отвечает:

Да, я молюсь ежедневно. Я молюсь о благополучии родных и близких мне людей. Я молю Господа Бога нашего, чтобы Он придал мне мудрости и сделал меня тем, кем Он хочет, чтобы я был. У меня есть заветная мечта: хотя бы раз в жизни вовремя проснуться, сразу встать с кровати и услышать, как дьявол говорит: «О, черт, неужели он это сделал?»

Марк

Так может шутить только искренне верующий человек, подумала я, расхохотавшись.

В то же время не стоит забывать, что Марк не только ревностный евангельский христианин, но еще и айдженер. Наш разговор продолжался около часа, и все это время меня не покидало ощущение, что я являюсь невольным свидетелем непрекращающейся борьбы христианской веры с реалиями XXI века, с которыми он сталкивается ежедневно. Когда мы разговариваем о политике, Марк ни разу не поднимает тему однополых браков. Похоже, этот вопрос его вообще не интересует. Я не выдерживаю и прямо спрашиваю, как он к ним относится.

Да, я знаю, что однополые браки — это неправильно, потому что в таких семьях не может родиться общий ребенок. С другой стороны, надо понимать, что каждый вправе сам решать, с кем ему жить и кого любить.

С этим ничего нельзя поделать — невозможно заставить полюбить представителя противоположного пола.

Марк