Поколение надежды

— Да не вопрос! Давай, когда?

— Сегодня. Только без денег. В долг. Денег совсем нет.

— Да, конечно. Давай. А что случилось?

— Потом расскажу.

Я метнулся домой, забрал семью. Заняли у соседки денег на такси и продукты, отдали ей ключи от арендованной квартиры и уехали.

Деньги, которые нам дали, чтобы питаться в дороге, я в поезде пропил.

На вокзале нас встретил мой брат и отвёз к бабушке.

Пришла мама, сказала, что мы не можем здесь долго находиться, потому что, если узнает отец, будет скандал, а она этого не хочет: «Только начали спокойно жить».

Мои отношения с отцом к тому моменту достигли дна. Он открыто меня ненавидел за то, что произошло три года назад. Впрочем, как и я его.

Я тогда прилетел в очередную командировку из Питера и заехал к родителям в гости. Во дворе стояла иномарка, пригнанная каким-то другом отца из Германии. Не новая, но в неплохом состоянии. Я попросил у отца ключи и пару дней ездил на ней по своим делам. После очередной поездки загнал машину во двор и стал помогать маме накрывать на стол в летней кухне. Был какой-то праздник, и у нас собрались гости — полный дом. Всё шло хорошо и весело, как вдруг я услышал раздражённый голос отца:

— Димка, ну-ка, иди сюда!

Слово «ну-ка» он давно не употреблял в мой адрес. Когда-то оно означало одно — сейчас начнётся экзекуция. Но ведь я уже не беззащитный ребенок? Нет. «Этого не может быть», — ухмыльнулся я своим глупым мыслям и направился к отцу, который стоял возле открытого капота той иномарки.

— Это что такое?! — спрашивает он меня с давно забытой интонацией, указывая на пустой расширительный бачок радиатора.

— В смысле? — не понял я. — Что я должен там увидеть?

— Бачок пустой! Ты не видишь, что ли?! — заорал он. — Я за эту машину ещё не рассчитался, а ты её уже угробить решил?! Что я скажу Ильдусу? А?! Да тебе же плевать! Тебе же похер!

— Пап, да успокойся, радиатор где-то немного подтекает. Сегодня, когда заметил, уже поздно было ехать на СТО. Завтра отгоню и всё сделаю. Да и вообще, это же просто железо. Что ты так завёлся? Оно не стоит того, — улыбнулся я, глядя отцу в глаза.

— Ах, просто железо?! Негодяй! Выродок! Просто железо! Тебе же за него не отвечать! Скотина! Ну-ка, иди сюда! — подступает ко мне отец и бьёт кулаком по лицу.

Я обалдел от такого поворота. После конфликта из-за забытой в общественной бане мочалки двенадцать лет назад, когда я впервые дал ему отпор, он ни разу ни на кого не поднял руку. А здесь?.. Полный двор гостей. Всего лишь пустой бачок радиатора исправной машины, и такой расклад.

Я отвернулся, но он продолжал наносить удары, норовя попасть по лицу. Я отходил от него, уворачивался, однако он всё наступал, осыпая меня проклятьями. И у меня что-то взорвалось внутри.

— Отец, прекрати! Перестань! Я дам сдачи! — выкрикнул я, резко повернувшись к нему. Он попытался снова меня ударить.

Я блокировал занесённую руку. И что было сил вложился в точный удар ему в голову. Пока он падал, добавил удар ногой в корпус.

Отец потерял сознание, захрипел. Сбежались гости, мама заплакала, пытаясь помочь ему прийти в себя.

— Дима, уходи! Уходи, пожалуйста, отсюда! Уезжай!

Я вышел со двора на улицу. Стоял прохладный летний вечер. Глубокими и медленными вдохами я попытался себя успокоить. Было ощущение, будто чёрная, липкая муть из ненависти, детских обид, унижений и позора поднялась со дна сознания и вырвалась наружу.

Испытал ли я в тот момент облегчение? Да. Подсознательно я много раз хотел это сделать с ним, но подавлял желание. Все предыдущие разы, когда по каким-то поводам я должен был говорить отцу слова признания и уважения, я чувствовал себя… противно. Это было фальшиво. Я был неискренен. С той роковой ночи, когда отец избивал в коридоре маму и я, струсив, не вышел на её крики о помощи, я мечтал только об одном — унизить этого человека физически и морально так же сильно, как когда-то он унизил меня. Сделав меня в моих глазах самым ничтожным, подлым и трусливым человеком на свете. Но облегчение от свершившейся мести длилось недолго. Очень скоро на смену эйфории пришла ещё более глубокая боль, в попытках заглушить которую я окончательно «сел на стакан».

В этот визит меня, потерпевшего моральное и финансовое крушение, мама просила уехать как можно скорей.

Вечером, когда я бухал в школьном дворе неподалёку от бабушкиного дома, в наше временное пристанище приходил отец. Кричал на Любу и требовал убраться. Дал два дня — иначе, пригрозил, будут проблемы. Я предложил Любе уехать к её матери. Она молча согласилась. Попросил у мамы денег на автобус и отправил их. Уезжая, Люба не проронила ни слова. Только долго смотрела на меня из окна автобуса.

Спровадив семью, я обзвонил знакомых. Бывшая подруга дала мне ключи от пустующей однушки. Нашлись друзья, которые позвали бухать.

…Мучаясь похмельем, я валялся в квартире, когда в дверь постучали.

Открыл, на пороге стояла мама с полной сумкой продуктов.