Поколение пепла

В руках у старика было синее ведро, исцарапанное и потертое. Не говоря ни слова, он достал и положил на камень перед хижиной несколько трепещущих рыбин из своего утреннего улова. Чешуя переливалась на солнце.

По правилам этого общества надо было что-то дать взамен. Не плату за покупку, а ответный дар. Подумав, Сильверберг снял с руки свой хронометр, водонепроницаемый и ударопрочный, с которым столько вместе прошел, и протянул старику. Видя его замешательство, капитан сам застегнул на стариковской птичьей лапке металлический браслет. На другой руке Рыбак носил браслет из ракушек каури, и, похоже, симметрия ему понравилась. Старик благосклонно кивнул – этот жест он перенял у американцев. А вот улыбаться никто из местных так и не научился.

«Больше мне никогда не понадобится знать точное время», – подумал Сильверберг, глядя, как рассматривает часы человек из мира, где время остановилось.

Рыбак что-то бормотал, то и дело переводя взгляд своих почти незрячих глаз со сверкающего на солнце хронометра на капитана.

«Кто ты, старик? – подумал Эйбрахам. – Что ты рассказываешь мне, белому пришельцу из преисподней? Жалуешься на больную спину и плохой улов моллюсков? Или рассказываешь, как твои предки двадцать тысяч лет назад прибыли на этот остров? Кем они были? Обитателями джунглей Западной Африки, чьи плоты занесло течением слишком далеко от берега? Или командой крейсера флота Великой Атлантиды? И как быстро тогда они забыли все и стали жить, как звери, собирая плоды и колотя палками рыбу в прибрежной полосе? Вы отличаетесь от обитателей соседних островов – чуть выше, кожа светлее, ваш язык ни на что не похож. Что вы запомнили из прошлого? Только вашу последнюю войну? Чушь. Ложная аналогия. Не было ничего подобного.

Но кем бы они ни были, здесь, на этом острове, который никогда не покидали, они сделали невозможное. Их численность никогда не переваливала за несколько сотен. Больше собирателей, охотников и рыболовов этот кусок камня просто не мог прокормить. Раз в несколько десятков лет тайфуны должны были заливать его наполовину и губить не меньше половины жителей. Но ни стихия, ни голод, ни генетическое вырождение их не истребили…

Вечером, когда утих дождь, он взбирался на самый высокий холм на крутом берегу и долго стоял, глядя на колышущееся море, высматривая среди высоких волн силуэт корабля. Или на небо, ища среди белых облаков и мечущихся чаек след реактивной струи. Но ни морских судов, ни самолетов не появлялось, и военный моряк уходил, прихватив по пути в дождливой роще пару съедобных улиток.

– And all the children are insane
All the children are insane
Waiting for the summer rain, yeah —

Напевал он по дороге.

Он знал, что так же будет приходить и через десять, и через двадцать лет, глядя на море, пока глаза не перестанут различать свет и тьму.

«Мы не преступники. Мы просто выполняли приказ. Мы невиновны. Виноваты другие», – часто говорил он старику, и тот, казалось, понимал, кивая белой головой.

Но еще чаще Эйб повторял эти фразы океану. Правда, капитану очень не нравилось, когда эхо начинало кричать ему в ответ, словно судья, свое последнее слово. «Guilty».

Часть 2 Угли пожара

Твое дело – хорошо исполнить возложенную на тебя роль; выбор же роли – дело другого.

Эпиктет. Древнегреческий философ-стоик.

Глава 1. Не считаясь с ценой

– Идите к черту, со мной все в порядке, – ругался Богданов в ответ на все попытки обращаться с ним как с хрустальной вазой. – Я не инвалид! Помогайте тем, у кого раны тяжелее.

Забинтованное лицо делало его похожим на Фантомаса. Увести его под крышу, в один из уцелевших домов, где был организован госпиталь, удалось только Марии, которая была в числе первых вернувшихся с севера эвакуированных. Высаживаясь из машин, они не узнавали свой город.

Участие Владимира больше не требовалось. Остальное могли доделать и без него.

Час назад, когда рядом с бывшим сурвайвером взорвалась граната, брошенная из окна, все были уверены, что он мертв. Особенно когда обнаружили его лежащим, с лицом в крови. Но, как оказалось, он был изранен, оглушен, но жив. Самой тяжелой была травма лица, а крохотный осколок металла и вовсе засел в глазном яблоке, не сумев пробиться в мозг. Глаз, конечно, больше служить ему не будет, но сужение поля зрения вдвое и уродливый шрам – не такая уж высокая плата за право еще пожить на земле.

Сам Данилов теперь сидел прямо на асфальте и с наслаждением ел бутерброд с солониной, явно собачатиной, пользуясь минутой передышки. Он не отсиживался за чужими спинами, но сумел не получить ни одной царапины. Хотя основная роль в этом бою была отведена тем, кто находился под защитой брони.