Поколение пустыни. Москва — Вильно — Тель-Авив — Иерусалим

Я обратился к известному литератору и критику М. Гершензону. Тот пригласил меня к себе. Гершензон был мыслитель и считался самым знаменитым в России историком литературы. Особенно он снискал известность как историк славянофильства и декабристского движения. В работе «Грибоедовская Москва» он мастерски обрисовал дух Старой Москвы. Бялика он знал лишь по переводам его стихов с иврита на русский и по его стихам на идише и видел в нем большого поэта.

Мы долго беседовали. И Гершензон дал мне небольшое эссе «Ярмо и гений». Он также представил меня великим русским поэтам: Вячеславу Иванову, Валерию Брюсову, Федору Сологубу и другим. Мне хотелось напечатать в юбилейном выпуске образцовые переводы некоторых стихотворений Бялика. Я передал упомянутым поэтам несколько подстрочных переводов из Бялика вместе с ивритским текстом подлинников, записанным русскими буквами, чтобы они почувствовали их метр и правила рифмовки. Я получил несколько замечательных переводов. Гершензон писал о трагедии гения, наделенного мощными крыльями и неспособного воспарить. Таким ему виделся жребий Бялика: ангел в оковах, орел в цепях. Гений обязан быть свободен от всякой заботы и печали, ибо заботы умаляют масштаб его личности. Гений не может нести ярмо мрачных будней, у него лишь одно стремление — к солнцу. Оттого Гоголь, Ибсен и Глинка отправились на юг. Правда, Бялик родился среди российского еврейства, куда никогда не заглядывает солнце. Но даже если бы он родился в свободной равноправной стране, его дух и тогда не был бы свободен, поскольку еврейство отравлено долгими веками Изгнания. Оттого так бессильно падают его крылья, словно налитые свинцом. Он страдает и жалуется на порабощенность своего гения на этой земле. Если бы гений Бялика мог развиваться беспрепятственно — какие бы сокровищницы мысли и чувства, заключенные ныне в нем и не способные прорваться наружу, открылись бы глазам мира и были бы дарованы человечеству. Появление Бялика — это дивное знамение, соответственное мощи и неистощимой юности еврейского духа, оно — необъяснимое чудо в глазах народов мира: ведь при такой еврейской судьбе душа поэта осталась живой, хотя могла бы стать кровоточащей, не знающей исцеления раной. Чудо, что после таких двух тысячелетий родился в волынском местечке человек с душою Бялика. Или и вправду живет и сохраняется еврейство как негасимый уголек, тлеющий под спудом в ожидании своего часа, когда из него вдруг возгорается пламя могучего неистребимого творчества? Да, именно так: «поэзия Бялика — потрясающая повесть о противоестественности исторической судьбы еврейского народа».

И Максим Горький также прислал мне заметку[953]. Он писал: «Для меня Бялик — великий поэт, редкое и совершенное воплощение духа своего народа, он — точно Исаия, пророк наиболее любимый мною, и точно богоборец Иов». Горький писал о бяликовских стихах скорби и гнева, но тут же оговаривается: «Но это гнев любящего, великий гнев народного сердца, ибо поэт — сердце народа». Сквозь негодование пробивается, словно солнечный луч, любовь поэта к жизни, к матери и его вера в духовные силы еврейства, ведь мы — последнее поколение Изгнания и первое поколение Избавления.

Русский писатель Куприн писал: «Истинные творцы искусства протягивают навстречу друг другу руки через бездны человеческой злобы, недоверия, жадности, подлости и лжи. И в этом их заслуга…»

Поэт Бунин посвятил Бялику стихотворение, Валерий Брюсов перевел стихотворения «Где ты?» и «О резне». Последнее было переведено также Федором Сологубом, и я опубликовал оба перевода. Вячеслав Иванов перевел «Истинно, и это кара Божья…» Ведущие еврейские литераторы прислали свои характеристики и оценки многосторонней творческой личности Бялика. И Андрей Соболь, русско-еврейский писатель, столь трагически погибший[954], тоже участвовал в выпуске.

Давид Фришман распознал иного Бялика, массам не известного. Обильно цитируя стихотворение «И будет, когда продлятся дни…», он предложил свою неожиданную интерпретацию.

Посвященный Бялику выпуск «Еврейской жизни»[955] вызвал отклик во всем мире. Он был сюрпризом для стоявших в стороне евреев и для неевреев. Гершензон сказал мне: «После мук и горечи этих лет вы показали еврейство в сиянии солнечного света». Полгода спустя мы получили транзитом через Копенгаген из отделенной от нас кровавым морем Палестины сборник «В этот час», приуроченный к тому же юбилею Бялика.

* * *

20 февраля 1916 г., Л. Яффе — В. Брюсову[956]

20. II.1916

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич.

В ближайшие недели исполняется двадцатипятилетие литературной деятельности самого яркого представителя новоеврейской поэзии Х.-Н. Бялика. Наша редакция намерена дать специальный нумер, посвященный характеристике и оценке поэта. Для нас было бы чрезвычайно важно и ценно, если б Вы нашли возможным дать хотя бы небольшую статью о Бялике.

Особенно желательно было бы, если б Вы согласились помимо статьи дать нам несколько его стихотворений в Вашем переводе.