Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

Итак, мы хорошо обеспечены [сказал он]. Я [потом] сохраню образцы каждого вида продуктов, которые мы с собой брали на полюс. Думаю, производители это оценят.

Для празднования Рождества у них не было никакого особенного блюда. Вистинг собрал крошки от печенья, которые смешали с небольшим количеством порошкового молока и сделали массу, напоминавшую традиционную норвежскую рисовую кашу. Такое «рождественское» блюдо вместе с мягким рокотом примуса, оставленного работать, чтобы было тепло, и запахом– сигар Бьяаланда создало в палатке праздничную и ностальгическую атмосферу.

Сейчас дома вы зажигаете свечи [писал Амундсен в дневнике]. Мы тоже [мысленно], хотя расстояние и велико. Но подождите немного – скоро мы снова будем с вами, вернувшись с победой.

Они прошли уже 100 миль, до Фрамхейма оставалось 600. «Долгий тяжелый переход, – заметил Бьяаланд. – Эх, земляки, не нужно мне завидовать».

Впереди уже виднелось пересечение прибрежной горной гряды. Погода по-прежнему оставалась хорошей. «Солнце обжигает наши спины, – написал Амундсен в тот день, когда показалась земля. – Блестящее скольжение помогает собакам оставаться в отличной форме, кажется, [они] на самом деле набрали вес».

29 декабря норвежцы достигли края плато и начали плавно спускаться к берегу. Двигались по-прежнему быстро, поверхность была гладкой, ледяной, а заструги, по словам Амундсена, «проскакивали со скоростью молнии». Эти заструги делали спуск похожим на слалом, но Бьяаланд, в условиях более сложного рельефа только увеличивший скорость, по-прежнему держался впереди. Амундсен вспоминал, что ему и Хасселю, намного более слабым лыжникам, чем Бьяаланд, «с трудом удавалось не отставать от саней. Возницы же стояли на лыжах, держась за сани, и ехали беззаботно».

На этом участке, по словам Бьяаланда, спуск на лыжах

был таким легким, насколько это вообще возможно, [и] я забыл о своей задаче держаться впереди собак Хелмера [Ханссена]. Но только я подумал, что они сильно отстали, как тут же обнаружил их носы рядом со мной.

Хелмер Ханссен устроил шутливую погоню. Вистинг соорудил на своих санях парус, и его собаки галопом неслись за Ханссеном, лая и подвывая от удовольствия.

29 декабря Амундсен еще раз поднял норму выдачи пеммикана до 450 граммов. Это означало, что теперь норвежцы получали примерно необходимое им количество пищи. Наконец удовлетворены были все, даже Бьяаланд, который накануне открыто попросил добавки – и получил ее. Как лидер гонки, он считал, что имеет на это право.

«Дорогой дневник, – писал Бьяаланд в канун нового, 1912 года, – пишу на полный желудок. Ну разве не приятен и не легок такой первый день нового года? Да это лучший из всех дней!»

Между тем как раз в тот момент две экспедиции максимально сблизились, оказавшись всего лишь в сотне миль друг от друга. Скотт только что поднялся по леднику Бирдмора, все еще двигаясь в сторону полюса. Амундсен приближался к кульминационной точке обратного путешествия: спуску с плато на лежащий под ним Барьер.

Единственным известным ему маршрутом Амундсен возвращался по своим следам на ледник Акселя Хейберга. Он должен был исключительно с помощью собственных наблюдений найти дорогу через хаос ледяных осыпей и прибрежную горную гряду. Но из-за метелей и туманов, сопровождавших их при восхождении, сейчас он видел этот пейзаж со стороны юга впервые.

Узнать горы, глядя на них с незнакомой точки и в меняющемся свете, невероятно трудно, особенно с учетом местных погодных условий и однообразия рельефа в этом районе. Когда Амундсен 27 декабря дошел до гор, ему показалось, будто он открыл что-то новое, хотя на самом деле видел те же горы, что и на пути к полюсу[105]. Ему понадобилось несколько дней, чтобы понять свою ошибку. Солнце и кристально-чистый воздух создавали оптические иллюзии, не позволяя правильно оценить расстояние и перспективу, а близорукость Амундсена (которую он по-прежнему тщательно скрывал) только усугубляла ситуацию.