Покоренная поцелуем

— Нет, это дело рук совершенно другого зверя. — Пусть она поразмышляет над его словами. Мария улыбнулась в ответ. Но это была не открытая, откровенная улыбка, а скорее тайная, исподтишка, которая вспыхнула на несколько секунд, только после того, как брошенный в сторону Гилберта взгляд убедил ее, что он ничего не увидит. Руки у нее дрожали — ей так хотелось прикоснуться к нему, утишить боль, причиненную ему ее рыцарем. Ротгар поносил себя, называя себя дурнем, обладающим, тем не менее, весьма живым воображением.

Гилберт стоял, как прежде, рядом с Марией и отрывистым, лающим голосом отдавал приказы своим людям, — посылал одних в погоню за конями, другим поручал устранить тот небольшой ущерб, который причинило конюшне разбойничье нападение.

— Нам, норманнам, часто приходится зависеть от милости наших… зверей, сказала Мария, бросив косой взгляд на Гилберта. — Мы настолько зависимы от них, что когда им удается выйти из-под нашего контроля, нужно наблюдать за их действиями, мобилизуя все свое терпение до тех пор, пока не вернем себе прежнюю власть над ними.

— Ну, а что если такой зверь превращается в негодяя и не пожелает больше исполнять волю хозяина? — поинтересовался Ротгар. Хотя Гилберт чутко прислушивался к каждому их слову, он, казалось, оставался абсолютно равнодушным к тому, что они говорили. Это заставило Ротгара с удивлением подумать, уж не слишком ли много он понял из намеков Марии?

Она развеяла его озабоченность, бросив еще один быстрый взгляд в направлении Гилберта, и лишь потом ответив на вопрос Ротгара.

— Всем известно, что негодяев следует уничтожать. Но к этому нужно подходить с великой осторожностью, чтобы этот негодяй не причинил такого вреда, после которого уже ничего не останется.

Руки ее теребили плащ. Казалось, ее широко раскрытые глаза молили его понять все как следует. Оба они чувствовали себя так, словно вовсе не было этих долго тянувшихся дней, что оба они снова вместе в хижине дровосека. Он прощал ей свои цепи, мутную скуку от пребывания в конюшне, обещанное ею объяснение, которого так и не услышал. Он сжимал в руках кольца цепей; они не были вбиты в стену, и он мог бросить их, намотать на шею этого негодяя Гилберта и сжать их изо всех сил, — его шейные позвонки наверняка бы треснули. В тот момент, когда он был занят этими далеко не святыми мыслями, в конюшню неуклюже ввалился отец Бруно.

— Отец! — Мария первой поприветствовала священника.

Старик священник долго оглядывался в конюшне, и на его лице отразилось откровенное неодобрение. Он остановил свой взгляд на Ротгаре.

— Вы обещали освободить его из курятника, — сказал он Марии.

— Да посмотрите вы вокруг себя, — фыркнул Гилберт. — Разве это похоже на курятник?

Отец Бруно проигнорировал его язвительное замечание, изучая последствия небольших разрушений, цокая в отчаянии языком.

— Упрямые глупцы, — бормотал он сквозь зубы. — Именно об этом я предостерегал вас. Именно этого нужно как можно скорее избежать. Для этого требуется лишь обычный брак.

Мария предупредительно подняла руку, бросив при этом тревожный взгляд на Гилберта.

— Отец Бруно…

— Вот, полюбуйтесь, чего вы достигли из-за своей норманнской гордости. Я видел одного из ваших коней, он хромал, вероятно, вывернул переднюю ногу, наступив на кусок мерзлого торфа. Возле строительной площадки сожгли кучу высушенных дубовых бревен. Ах, вам еще об этом неизвестно? Разве англичанин недостоин жениться на вас?

— Отец Бруно, — в отчаянии умоляла его Мария.

— О какой еще женитьбе англичанина идет речь? — спросил Гилберт, лицо его исказила ужасная гримаса.

Священник наконец сообразил, что в конюшне стоит грозовая атмосфера: паническое выражение на лице Марии, покрытое синяками и царапинами лицо Ротгара, едва сдерживаемая, охватившая Гилберта ярость.

— Нет, ничего, — он продолжал, заикаясь. — Я ничего особенного не имею в виду. Просто это одна из моих мыслей, которую мне не удалось как следует сформулировать.

Мария с облегчением вздохнула, но от нее так и не послышалось никаких подтверждений, что между ней и Ротгаром состоялась сделка, как он, отец Бруно, об этом и предполагал. Ротгар сразу почувствовал, как к нему возвращается разочарование, как оно охватывает всю его душу.

— Забудьте об этом, мой друг, — сказал Гилберт. — Его голос мягко звучал, демонстрируя его притворную веселость. — Она не может выйти замуж за англичанина — она дала такое обещание мне.

— Не может быть! — В вопле отца Бруно потонуло произнесенное шепотом возражение Ротгара.

— Подтвердите, дорогая, ему, что это на самом деле так, — сказал Гилберт.

— Это правда, — прошептала Мария после долгих колебаний, уставившись в земляной пол.