Читаем Покоряя Эверест полностью

Перейдем к статье о снаряжении. Капитан Фаррар — еще один авторитет, чьи знания нельзя подвергать сомнению в тех случаях, когда они доказаны практикой альпинизма. И его статья полна полезной информации о том, какое снаряжение самое лучшее и как его достать. Однако в деликатном вопросе комфорта ботинок есть области, где невозможно установить непререкаемые законы. Мы все можем согласиться, что они должны облегать подъем ноги, быть просторными в носках и иметь узкие ранты[57]. Но все ступни индивидуальны, и, когда дело доходит до проверки пальцев ног на то, что у них должно быть место, чтобы «сгибаться внутри ботинка», возникает подозрение, что мнения могут отличаться. Со своей стороны я не могу сказать навскидку, будут ли мои пальцы сгибаться или нет. Но я подозреваю, что они не согнутся, и мне будет жаль, если смогут. И я могу сказать, что перепробовал разнообразные стельки — из пробки, кожи и, неоднократно, из волокна. Однако в противоположность практике, рекомендованной капитаном Фарраром, я пришел к решению полностью от них отказаться. А по вопросу гвоздей для скалолазания[58] тем более нельзя ожидать, что найдут согласие хотя бы два альпиниста. И я уверен, что и со мной никто не согласится. Трикони[59], несмотря на все, что можно сказать в их пользу, действительно изнашиваются — до отвратительно гладкой твердой поверхности, которая может обеспечить сцепление с чем-то вроде пудинга, но не с поверхностью, достойной зваться скалой. И все же у них есть совершенно особые преимущества. Соответственно, я предпочитаю «коктейль» — подборку из самых красивых шипов для обуви, художественно выстроенную с учетом всевозможных непредвиденных обстоятельств. И, наконец, одежда, которую невозможно стандартизировать! Ибо одежда опять же индивидуальна, что мистер Янг признает первым, поскольку с разрешения капитана Фаррара вносит некоторые «альтернативные предложения», являющиеся бесценным свидетельством его личных привычек. Признаюсь, я согласен с обоими, но в то же время ни с одним из этих опытных альпинистов, и надеюсь, что никогда не наступит время, когда я должен буду полностью согласиться и с тем, и с другим. Ибо тогда я буду вынужден, с одной стороны, надеть жилет — вещь, в которую я мог заставить себя облачиться, только промерзнув до костей в ледяной альтернативе адского огня. Или, напротив, отвергнуть моего самого теплого друга — благословенную рубашку. И в любом случае мне пришлось бы отказаться от моих брюк-гольф, последней бесспорной отрады, и, боюсь, даже от неприкосновенного запаса в моем рюкзаке — рубашки из тонкого шелка.

Остается упомянуть еще одну главу, мистера Ланна, посвященную альпинизму на лыжах. Она достойна восхищения за то, что он излагает большой объем материала в сжатом виде и дает наглядное представление о самом интересном в нем. Поскольку я никогда не бывал в Альпах зимой и не собираюсь кататься там на лыжах летом, я ничего не добавлю. Следует надеяться, что региональные статьи найдут свою оценку и критику в будущем номере этого журнала или в более крупном и роскошном издании, что будет создано объединенной волей альпинистских клубов. Тем временем мистер Янг все еще восседает на престоле горы Олимп и одинаково устал и от восседания, и от вида. Он, конечно, спустится тем способом, который описывает. И его читатели, следовавшие за ним по этим высотам, будут спускаться с сожалением, но все же в восторге, пробираясь через страницы его соавторов, от гор Шпицбергена до пиков Новой Зеландии. Они скатятся вниз, единые, «словно спицы вращающегося колеса без обода», в «радости быстрого и легкого взаимодействия», веселые и счастливые, умудренные, но не возгордившиеся, ни капли не уставшие, готовые, встретив его улыбку на равнинах, снова воспламениться жаждой гор — настоящих гор, разумного приключения и надежных товарищей.

* * *

Рецензия на «Альпинистское ремесло» Джеффри Уинтропа Янга

Журнал Клуба скалолазания,декабрь 1920 года.

Глава третья. Победа над собой

Мон-Моди, 1916 год

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное