Читаем Покоряя Эверест полностью

С точки зрения структуры, видимой из долины Ронгбук, гора Эверест с поразительной простотой достигает невероятной высоты. Отвесная стена высотой 10 000 футов[203] расположена между двумя колоссальными элементами: слева от нее — северо-восточный гребень, отходящий от вершины под пологим углом. На расстоянии около полумили он спускается всего на 1 000 футов[204], но затем образует четко очерченное плечо и под более резким углом поворачивает вниз. И справа от стены — северо-западный гребень (его истинное направление примерно на западо-северо-запад), который круто спускается с вершины, но компенсирует сравнительную слабость этой опоры огромной протяженностью внизу. Таков был общий вид. Кое в чем он был уточнен: широкий угол между двумя основными гребнями предполагает слишком длинную стену; здесь добавляется дополнительная опора. Северная стена[205] выступает немного ниже северо-восточного плеча, а затем поворачивает обратно, чтобы снова встретиться с хребтом. Соответственно, от точки примыкания плеча широкий гребень ведет вниз на север и на высоте около 23 000 футов соединяется снежным перевалом с северным крылом гор, которое образует правый берег ледника Ронгбук, в какой-то мере скрывая вид на нижние части Эвереста. Ничто не может быть мощнее согласованности этой структуры, хотя в ней нет ничего фантастического. Мы не видим зубчатых гребней и множества башенок и пиков, и, как бы ни был красив подобный узор, мы по нему не скучаем. Очертания сравнительно ровные благодаря горизонтальной слоистости[206], что опять же придает массиву прочности, подчеркивая широкие основания. И все же Эверест — суровый гигант. У него нет плавных изгибов снежной горы с белой шапкой и покрытыми льдом склонами. Скорее, это огромная скальная масса, часто покрытая тонким слоем рыхлого снега, который ветер сдувает с ее склонов. Многолетний снег лежит лишь на более пологих уступах и на нескольких широких гранях, менее крутых, чем остальные. Одно из таких мест — длинный рукав северо-западного гребня, со своими слегка выступающими контрфорсами похожий на неф[207] огромного, покрытого снегом собора. По сути, этот северный вид часто напоминал мне Винчестерский собор[208] с его длинным высоким нефом и низкой квадратной башней. Только на значительном расстоянии можно оценить огромную высоту этого здания и его прочность, которая кажется способной выдержать гораздо более высокую башню. То же самое и с Эверестом. Вершина лежит так далеко из-за того, что венчает столь необъятные гребни, поэтому, сколь огромной бы она ни казалась, требовался взгляд издалека, чтобы осознать ее высоту. Как и у башни Винчестерского собора, у вершины Эвереста нет шпиля, хотя они оба легко бы его выдержали. Иногда я думал, что на вершине Эвереста мог бы поместиться весь Маттерхорн и гигантская структура стабильно и невозмутимо держала бы добавленный вес.

26 июня мы разбили наши палатки с видом на Эверест, чуть дальше от большого монастыря Чойлинг, который предоставляет жилье ближе всего к горе, — примерно в 16 милях[209]. После трехдневного перехода от штаб-квартиры экспедиции в Тингри мы обнаружили объект своих поисков и основали базу в долине Ронгбук. Эта база должна была прослужить нам месяц. Первые шаги в нашей предстоящей длительной разведке определялись топографическими условиями. Ни Буллок, ни я ранее не были знакомы с большими горами за пределами Альп. Нам приходилось постоянно обращаться к опыту в Альпах — как для понимания этой горной местности, так и для оценки усилий, необходимых для достижения заданной точки на ней. Альпы служили эталоном сравнения, который сам по себе мог быть нашим ориентиром, пока мы не приобретем свежие знания в новом окружении. Но ни одна деталь горного рельефа, который мы увидели здесь, не бросила вызов этому сравнению так быстро, как ледник впереди. Нас не удивляло, что нижняя часть такого узкого ледника засыпана камнями. Но выше всю его поверхность покрывал белый лед, и этот белый широкий поток спускался, постепенно сужаясь до точки и теряясь в коричнево-серой пустыне. Что все это значило? Даже издалека можно было разглядеть в этом белом потоке ледяные башенки и пики. Но состоял ли он весь из этих острых шпилей? Окажутся ли они непроходимой преградой? В Альпах главные ледники чаще всего являются своего рода «трассами» — дорогами, которые горы предлагают альпинисту для путешествия. Разве так не должно быть и здесь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное