Читаем Покоряя Эверест полностью

Стоявшая перед нами задача была не из простых и прямолинейных, и мы не ожидали, что быстро ее решим. Во-первых, нужно было найти саму гору; когда мы взглянули на широкие равнины из Тингри, то увидели лишь темные муссонные облака, сгущающиеся по всем направлениям. Это зрелище нас не обнадежило. Во-вторых, требовалось разыскать более одного подхода к горе. Нам предстояло исследовать ряд долин, расходящихся от Эвереста и разделенных высокими хребтами, а это чрезвычайно затруднит боковое сообщение. Мы должны были выяснить, с какой стороны удобнее всего добираться до различных участков горы. И, в-третьих, помимо изучения всех подходов, мы должны были тщательно исследовать саму гору Эверест. Наша разведка должна стремиться к всеохватывающему знанию о различных склонах, стенах и гребнях, к верному пониманию всей формы и структуры горы и того, как соотносятся с целым различные ее части, где и как они расположены. Мы должны разыскать уязвимые места в «броне» горы и наконец использовать наши навыки преодоления препятствий всюду, где найдется шанс для восхождения, пока все эти возможности не будут исчерпаны. Когда мы покидали Тингри, масштаб сего предприятия заполнял все наши мысли. Мы решили, что предварительная разведка охватит первые две цели — поиск подходов к Эвересту и определение формы горы, — а все, что имеет характер штурма, стоит оставить напоследок — отдельным этапом, требующим организации и усилий. Мы можем утверждать, что это помогло нам держать эти цели в поле зрения, не позволяя менее важным вещам вытеснять более важные. Пока оставались сомнения относительно того, какой путь лучше выбрать, мы не предпринимали попыток взобраться на вершину. Сначала мы должны были выяснить как можно больше сведений с помощью более отдаленных наблюдений.

Гору Эверест, как выяснилось, обнаружить нетрудно. Почти на прямой линии от Тингри находятся два больших пика высотой 26 870 и 25 990 футов[194] соответственно. Они известны Топографической службе Индии[195] как M1 и M2, а тибетцам — как Чо-Ойю и Гьячунг-Кан. Они расположены на западо-северо-западе от Эвереста. Нам нужно было решить, должны ли мы пройти к югу от них, оставив их слева от нас, или же к северу. Мы предположили, что в первом случае можем оказаться к югу от западного гребня Эвереста и, возможно, в Непале, который был для нас недосягаем. На гребень, если он существует, вероятно, можно было бы подняться с севера, и с него нам открылся бы нужный обзор на юго-западную сторону. И в этом случае одна база послужила бы нам для исследования обширной территории, и мы сэкономили бы время, которое иначе потратим на перемещение нашего лагеря с одной стороны на другую. Поэтому мы выбрали северный подход. Из местных источников мы узнали, что через два дня можем добраться до деревни и монастыря под названием Чобу, а оттуда по длинной долине — до Эвереста. И так оно и оказалось. До Чобу добрались не без трудностей, но их вызвал не сложный горный рельеф, а нравы тибетцев. В Тингри арендовали четырех вьючных животных. Мы уже прошли две или три мили по равнине, когда заметили, что они направляются не в ту сторону. Мы были не уверены в том, каким путем следовать, и потому доверились указаниям местных погонщиков. Но, если свериться с компасом, их маршрут отклонялся от нашей цели примерно на 60° к югу. Последовал почти бесконечный трехсторонний спор. Оказалось, что наши гиды намеревались идти в Чобу пять дней. Они явно знали все о том, как «работать без спешки»[196]. В конце концов мы решили рискнуть и разделились. Гьялзен с волами и нашими палатками отправился сменить наш транспорт — в деревню, где мы должны были остаться на ночь. Тем временем остальные пошли прямиком к мосту, где мы должны были пересечь горную реку Ронгбук. Мы с нетерпением ждали прибытия новых животных на краю «площадки» у подножия обширной морены; и, наконец, мы их увидели. В тот день мы разбили лагерь поздно вечером на полоске луга у воды, но нас утешала мысль, что мы не дали местным сильно задержать наше продвижение. И впоследствии мы добрались до пункта назначения без каких-либо проблем.


Чо-Ойю


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное