Читаем Покоряя Эверест полностью

Ранним утром 11 июня мы с Буллоком выдвинулись из Гьянгкар-Нангпа[183], расположенного у подножия скалистой вершины высотой более 20 000 футов, и продолжили спуск по ущелью. Это было чудесное утро, и в кои-то веки у нас появились вполне проворные животные, на которых можно ехать верхом. Нам повезло выбрать верное место для перехода вброд через реку, и мы были в прекрасном настроении. Как могло быть иначе? С тех пор как мы потеряли Эверест из виду, горы Гьянгкара заслоняли нам обзор горизонта на западе. День за днем, по мере нашего приближения к ним, наши мысли все больше и больше фокусировались на том, что лежало за ними. На дальней от нас стороне простиралась новая горная местность. Скоро великая река Арун раскроет свои тайны, и мы снова увидим Эверест, почти вдвое сократив расстояние до горы. Из-за формы ущелья мы до последнего момента не могли утолить наше любопытство. Перейдя поток, мы двинулись по пологому краю его правого берега, и вздымающиеся над нами скалы вывели нас к выходу из ущелья, почти смыкаясь вокруг него. Затем через минуту мы оказались на краю широкой песчаной котловины, причудливыми волнами тянущейся к далеким холмам. Здесь были песок и бесплодные холмы, как и раньше, но с одним отличием — мы увидели длинную долину Арун, идущую на юг, сквозь Гималаи, и ее западный рукав, по которому нам предстояло следовать к Тингри. И там были следы более древних русел рек и странных внутренних озер. На мой взгляд, это был пустынный пейзаж. Не было видно ни цветов, ни каких-либо признаков жизни, кроме нескольких чахлых кустов утесника на ближайшем склоне холма и участков жесткой коричневой травы, а единственными местными «жилищами» были сухие нерукотворные руины. Но, каким бы мертвым ни было окружение, наш интерес был жив.

После короткого привала чуть дальше по равнине, чтобы сориентироваться и поразмыслить, с какой стороны перед нами должны предстать великие горы, мы по крутому склону взобрались на скалистый гребень, возвышающийся над ущельем. Единственные видимые отсюда снежные горы были в Сиккиме[184]. Канченджанга[185] сразу бросилась нам в глаза. Мы никогда раньше не видели ее так ясно. Теперь она казалась необычайно мощной и монументальной, словно львиноподобный лик блистательного музыканта с гривой пышных седых волос. В направлении Эвереста снежных гор пока не появлялось. Мы увидели длинные языки основания хребта Гьянгкар, спускающиеся в долину Арун, над ними на среднем расстоянии — удивительно острую скальную вершину, а внизу — голубую бездну, совершенно не похожую на все, что мы до этого знали о Тибете. В дальнем конце долины, будто страж, возвышался конический холм[186], а вдалеке виднелась гряда облаков.

Наше внимание привлек заметный скальный шпиль — острый, как игла. Пока мы разглядывали его, в облаках за ним открылся просвет. Сначала мы лишь мельком увидели какую-то гору, очевидно, гораздо более отдаленную, затем — более крупный и ясный разрыв в дымке показал узнаваемую форму. Это была гора Макалу, появившаяся именно там, где она и должна быть согласно нашим расчетам по карте и компасу.

Теперь мы могли почти точно определить, где должен быть Эверест, но в той стороне пока были видны лишь темные облака. Мы пристально рассматривали их в бинокли, будто каким-то чудом могли пробиться взглядом сквозь эту завесу. И вскоре чудо явилось. Мы уловили блеск снега за пеленой серого тумана. В виде гигантских фрагментов начала проявляться целая группа гор. Очертания гор, проступающие сквозь туман, часто выглядят фантастически, словно самое необузданное творение мечты. Из глубины поднималась сюрреалистичная треугольная глыба. Ее край вздымался под углом около 70° и нигде не заканчивался. Слева, невероятно высоко в небе, висел черный зубчатый гребень. Постепенно, очень медленно и плавно, перед нашим взором проявлялись огромные горные склоны, ледники и гребни — сквозь парящие прорехи в облаках выплывал то один фрагмент, то другой, пока далеко в небесной выси — выше, чем осмеливалось предположить воображение, — не возникла белая вершина Эвереста. И в этой серии отрывочных проблесков мы увидели целое: мы смогли собрать воедино эти фрагменты — словно истолковав обрывки сна. Сколько бы деталей ни осталось скрытыми, самое главное для нас стало ясным — это основная форма горы — форма Эвереста.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное