Покоритель джунглей

Едва он вышел, как Барбассон быстро подошел к другу.

— Барнетт, — сказал он, — дело нешуточное. Нас считают пройдохами, висельниками, может быть, мы немногого стоим. Но у нас есть честь, и мы сохранили ее незапятнанной. Мы сражались то за тех, то за других — в зависимости от того, кто нам платил, мы играли в Азии ту же роль, что кондотьеры в средние века, но мы никогда не предавали тех, кому поклялись служить. Мы, может, и наемники, но не разбойники с большой дороги. Ты понял, что я смеялся над этим негодяем Кишнайей и что никогда — ни ты, ни я — мы не поведем тугов в Нухурмур.

— Никогда! Лучше двадцать раз умереть!

— Хорошо, Барнетт, дай мне руку, мы понимаем друг друга.

— Я бы перерезал тебе горло еще в пути, если бы ты повел Кишнайю к Нана-Сахибу.

— Уж не сомневался ли ты случайно на мой счет?

— Нет! Я говорю, что бы я сделал, если б сомневался.

— Но это не все. Ты слышал, что сказал этот мерзкий плут о Сердаре? Ловушка так хорошо подстроена, что он попадет в нее еще вернее, чем мы. Ты знаешь, он обречен.

— Черт побери, мне ли этого не знать, god bless me! Нас вместе приговорили к смерти на Цейлоне, и если бы не Рама-Модели, нас бы повесили: он поспел вовремя. Когда заклинатель появился с Ауджали, чтобы спасти нас, мы уже шагали к виселице.

— Знаю, ведь на следующий день я взял вас на борт «Дианы». Теперь на основании вынесенного приговора губернатор повесит Сердара, если мы не найдем способа, как его спасти, а мы должны это сделать.

— Ты забываешь, что мы пленники, и нам прежде всего надо найти способ выбраться отсюда.

— У нас впереди целая ночь. Если нам удастся бежать, то, загнав двух лошадей, мы сможем добраться до Гоа раньше, чем Сердар выйдет в море.

— Сомневаюсь. Ты знаешь, как быстро он действует, стоит ему только принять решение.

— Да, но я сомневаюсь, чтобы «Диана» была готова к отплытию. Сива-Томби-Модели, брат заклинателя, ставший моим помощником и командующий шхуной в мое отсутствие, несколько дней тому назад попросил разрешения починить котлы. Быть может, работа еще не закончена и задержит Сердара на сутки. Этого вполне достаточно, чтобы мы поспели вовремя. Ты знаешь, что у Анандраена в Велуре на случай нужды всегда стоят наготове четыре лошади.

— Я готов на все, когда речь идет о Сердаре. Но мне кажется, выйти отсюда до завтрашнего вечера будет весьма трудно. Разве что сделав вид, будто мы согласны отвести Кишнайю, нам удастся бежать… Но будет слишком поздно.

— Поэтому бежать надо сегодня ночью.

— Ты так говоришь, словно нам достаточно открыть дверь и сказать: «Добрый вечер, господа!» Будь у нас хотя бы оружие, мы могли бы попытаться пробиться силой, но у нас его нет.

— Я смотрю, ты пал духом и совершенно отчаялся.

— Знаешь, что я тебе скажу? Я сейчас в таком же состоянии, как ты сегодня утром, меня одолевают самые мрачные предчувствия. Мне кажется, что это моя последняя ночь приговоренного к смерти и что до завтрашнего утра я не доживу.

— Какая нелепость! С чего это ты взял?

— Не знаю. Пока для беспокойства нет оснований, хотя Кишнайя — человек слова, и если мы не сдержим обещание, которое ты шутя дал ему… Ты же сам говорил, что наш организм, неведомо как, может улавливать грозящую опасность и предупреждать нас о ней. Так вот, я чувствую приближение смерти… Особенно меня поражает то, что я столько раз попадал в переплет и ни разу ни испытывал ничего подобного.

— Ты не отдаешь себе в этом отчета, но на тебя просто повлияли наши глупые мистико-философские разговоры.

— Нет-нет! Я не ошибаюсь и прекрасно понимаю, в чем дело. Представь себе, Барбассон, — тут Барнетт заговорил шепотом, словно его пугал звук собственного голоса, — представь себе, что у меня иногда бывают Галлюцинации. Мне кажется, что я нахожусь примерно в таком же вот месте, на меня нападают всякие гнусные твари и пожирают меня живьем. Видение длится всего несколько секунд, но оно ужасно! И что бы я ни делал, как бы ни пытался прогнать его, стоит мне успокоиться, замолчать, ни на что не отвлекаясь, как глаза мои закрываются сами собой, и чудовищный кошмар начинается снова.

— Ну что ты! Ты ведь сам сказал — это галлюцинации, вызванные треволнениями сегодняшнего дня и физической усталостью. Эти негодяи так крепко связали нас, что мы были словно парализованные. Давай вставай, обследуем нашу тюрьму и поищем выход, это займет тебя и отвлечет от нелепых видений.

Место, где находились наши друзья, было похоже на просторный склей, частично вырубленный в скале, частично, с правой стороны, опиравшийся на кирпичную стену, обветшавшую от времени и кое-где даже обрушившуюся. Корни деревьев пробились сквозь земляной пол в тех местах, где внутренняя стена рухнула, — видимо, склеп находился недалеко от поверхности, но чтобы прорыть путь наружу, нужны были инструменты, хотя и в этом случае успех не был гарантирован.

Они продолжали свои поиски. В самой глубине пещеры обвал был сильнее, чем в других местах. Как только приятели подошли к нему ближе, перед ними молнией пронеслось животное, в котором Барбассон признал шакала, и тут же скрылось за обвалом.