Вся земля в Индии принадлежит монарху, который за некоторую годовую плату сдает ее в аренду крестьянам. Когда бывшие раджи хотели вознаградить своих фаворитов, они давали им титул мирасдара и при этом определенное количество крестьян — десять, двадцать, сто, тысячу. Мирасдар платил в казну за землю, обрабатываемую крестьянами, а весь излишек прибыли принадлежал ему. Крестьяне не были крепостными, в случае, если они считали требования мирасдара чрезмерными, они могли покинуть его и поселиться в другом месте. Но для этих несчастных было так мучительно расставаться с землей, с незапамятных времен обрабатываемой предками, с домом, где родились они сами и их дети, что в большинстве случаев они мирились с требованиями мирасдаров. У них забирали обычно одну десятую часть урожая, отсюда и пошла десятина в Германии и Галлии. Странно, но английский крестьянин по-прежнему живет так — он не владеет землей, которую обрабатывает, а требования лордов, этих британских мирасдаров, подчас таковы, что бедняга вынужден покидать землю, на которой его предки жили в течение семи-восьми веков.
Именно высокого положения мирасдара и потребовал Кишнайя в качестве платы за предательство. Сэр Джон дал слово вице-короля, что в точности выполнит все условия туга, а тот поклялся страшной клятвой сдержать свое обещание.
— А браматма? — спросил сэр Джон. — Почему ты не потребовал амнистии для него?
— Браматма! — ответил душитель с жестокой и зловещей улыбкой. — С ним я разделаюсь сам.
В этот миг в глубине огромной гостиной один из тяжелых непальских ковров, закрывавших амбразуры окон, слегка приподнялся, и показалась голова, разрисованная кабалистическими знаками. Это был паломник, только что продававший толпе сандаловые зерна. Он бросил на присутствующих быстрый, горящий местью взгляд. Затем странное явление исчезло так же быстро, как и появилось, не замеченное никем из собравшихся.
Сэр Джон Лоуренс не подозревал, что, заключив эту позорную сделку с душителем, подписал свой смертный приговор.
Глава III
Ночной сторож и вице-король. — Лев и лиса. — Мрачные предчувствия. — Старый паломник. — Предсказания судьбы. — Доброе предзнаменование. — Ночная песнь совы. — Посланник смерти. — До смерти три часа!
Когда Кишнайя собирался уходить, вице-король бросил Уотсону:
— Мне кажется, что свидание со сторожем бессмысленно. Мы больше не нуждаемся в его услугах.
— Я прошу Вашу Светлость ничего не менять в нашем плане, — сказал туг, — мне важно знать, насколько я могу доверять этому человеку: расскажет ли он мне о свидании с вами, а вам — о данном ему поручении.
— Хорошо! Спрячься за портьерами, тебе сразу все станет ясно.
Сэр Уотсон приказал ввести Дислад-Хамеда.
За последние сутки сторож приобрел кое-какой опыт. Страх убил в нем честолюбие, теперь он думал только о том, как спасти свою жизнь, и старался прежде всего не впутаться в новые неприятности.
Узнав, что вице-король хочет направить его на розыски Нана-Сахиба, он прикинулся униженным и робким, удивился, что его избрали для дела, намного превосходящего его способности. Короче говоря, он согласился выполнить поручение только после категорического приказа вице-короля, при этом ни словом не обмолвился о том, что на совещании жемедаров его решили отправить к Нана-Сахибу. Тем не менее он пообещал приложить все усилия, чтобы найти убежище Наны, не слишком рассчитывая на успех.
Вице-король, принимавший его проформы ради, отослал сторожа, удовлетворившись этим ответом. Уотсон же не узнавал человека, который в течение многих лет выполнял самые рискованные его поручения.
— Вот, — сказал он сэру Джону, — вы видите, в каком страхе их держат Духи вод!
Потом, повернувшись к портьере, за которой прятался Кишнайя, спросил тоном, в котором сквозило разочарование:
— Ну что, ты доволен результатом?
Ответа не последовало.
Начальник полиции бросился к окну и поднял портьеры.
Кишнайя исчез!
— Поразительно! — воскликнул в изумлении вице-король. — Можно подумать, что это средневековый замок с потайными дверями, подземными тюрьмами, тайными ходами, устроенными в толще стен.