Покорители крыш

Послышался шум, как будто чихнула лошадь, после чего дверь за прилавком отворилась и на пороге, протирая глаза, возник мужчина. Он был сутул, а его живот нависал над ремнем, как будто под рубашкой у него спрятана большая миска.

— Je m'excuse![3] — сказал он и добавил еще несколько фраз по-французски.

Софи улыбнулась вежливо, но безучастно.

— Э-э, — протянула она.

— Pas du tout[4], — произнес Чарльз.

— Что он сказал? — прошептала Софи.

— Ах! — улыбнулся мужчина. — Я сказал, что как раз задремал. Вы англичане. — Он говорил с сильным французским акцентом, но без запинок. — Могу я вам помочь?

— Да! Надеюсь, сможете. — Софи положила табличку на прилавок и скрестила все пальцы. — Вот.

— Эта табличка была прикручена к крышке футляра для виолончели, — пояснил Чарльз. — Можете нам что-нибудь о ней рассказать?

Мужчина, казалось, совсем не удивился.

— Bien sûr. Конечно. — Он повертел табличку в руках. — Это моя табличка. Я сам делал гравировку. Такие таблички крепятся внутри футляров, под зеленым сукном.

— Да! — Софи расправила пальцы и тут же снова их скрестила. — Именно там она и была!

— Тогда она довольно старая, — сказал мужчина. — Мы перестали использовать медь десять лет назад. Как оказалось, под сукном она тускнеет.

— Почему вы крепите их под сукном? — спросил Чарльз. — Разве не стоит держать их на виду?

— Что за вопрос! Так они не царапают виолончель, но при необходимости адрес можно проверить.

— Может… — Софи задержала дыхание, а затем разом выдохнула, чтобы спросить: — Может, вы помните, от какой она виолончели? Помните, кто ее купил?

— Конечно. Виолончели дороги, дитя мое. За жизнь их сделаешь от силы двадцать. Видите серийный номер? 291054. Это значит, что виолончель была размером двадцать девять дюймов[5]. За последние тридцать лет я сделал всего три таких инструмента. Размер обычной виолончели, как вы, конечно, знаете, составляет тридцать два дюйма.

— Но кто купил именно эту? — Софи подвинула к нему табличку, лежащую на прилавке. — Меня интересует только она.

— Именно эту виолончель, насколько я помню, купила женщина.

— Женщина? — Внутри у Софи все так и затрепетало, но она постаралась не выдать волнения. — Какая женщина?

— Вроде бы красивая.

— Вы не могли бы описать ее подробнее? Как давно это было?

— Лет… пятнадцать назад. Может, больше, может, меньше. Для красивой женщины она казалась вполне обычной. Красивые женщины, на мой взгляд, все немного странные.

— Какая она была? — спросила Софи. — Прошу вас, расскажите больше!

— Высокая, кажется.

— А еще? Еще? — не унималась Софи. Подтянув ко рту горловину джемпера, она зажала ее зубами.

— Еще? Боюсь, многого я вам не скажу.

— Прошу вас! — В ушах у Софи шумело. — Это важно. Это очень, очень важно!

— Помню, у нее были пальцы музыканта. Очень бледные, как корни дерева.

— А еще что-нибудь помните? — спросила Софи.

— Короткие волосы и очень живые глаза.

— Какого цвета были волосы? А глаза?

— Светлые вроде бы. Как солома. Или рыжие. Je ne sais pas[6].

— Прошу вас! Прошу, попытайтесь вспомнить! Это важно.

— Я бы очень хотел вам помочь, — сказал мужчина, — но должен признать, у меня плохая память на лица. Инструменты я помню лучше. — Он внимательно посмотрел на Чарльза и Софи, которые стояли бок о бок в полумраке. — Но мне кажется, что она была очень похожа на вас. Не на вас, сэр. На вас.

— Вы уверены? — спросила Софи. — Поклянитесь, что вы это не придумываете! Поклянитесь, что вы уверены!

— Ma petite belle[7], в старости мало кто бывает во всем уверен. Уверенность — плохая привычка. — Мужчина улыбнулся, и его лицо покрылось морщинками. — Не уходите. — Он опустился на стул. — У меня есть помощник. Он присутствовал, когда мы продавали эту виолончель. Память у него получше. В последнее время я помню лишь музыку.

Если хозяин мастерской был мягким и легким, его помощник оказался суровым и угловатым. Они поговорили по-французски, после чего помощник повернулся к Чарльзу.

— Да, — сказал он. — Я ее помню. Ее звали Вивьен.

Имя возникло неожиданно, как внезапный удар. У Софи перехватило дыхание. Она лишь смотрела перед собой огромными глазами.

— А фамилия? — спросил Чарльз.

— Не помню, — пожав плечами, ответил помощник. — Кажется, очень простая. Может, Руж? Не знаю. Или Верт? Oui[8], пожалуй, Верт.

— Вивьен! — Внутри у Софи все так и ходило ходуном. Вивьен. Это слово ее заклинило.

— Спасибо, — сказал Чарльз. — Может, вы еще что-нибудь помните? Была ли она замужем? Был ли у нее ребенок?

— Нет и нет. — Помощник сверкнул глазами, и губы его изогнулись в усмешке. — Но она была бедной — одежда у нее совсем обтрепалась. Не удивлюсь, если у нее все же были дети. Казалось, она из тех, кто не в ладах с законом.

— Что? — поразилась Софи.

Он фыркнул.

— Губы у нее какие-то… дерзкие были.

Заметив, как изменилась в лице Софи, Чарльз вмешался в разговор.

— Была ли она профессиональным музыкантом? — спросил он.

Помощник пожал плечами.

— Во Франции женщины профессиональными музыкантами не бывают, сэр, и слава богу. Но она играла в мастерской на той виолончели, пока я ее не остановил.

— Вы ее остановили? — удивилась Софи.