— Девочка! Таким тоном со мной говорить не стоит. Она мешала другим покупателям.
— Она хорошо играла? — Похоже, этот человек не понимал, насколько все это важно, и Софи не знала, как ему объяснить. Она постучала кулаками по прилавку. — Она играла чудесно?
Он снова пожал плечами.
— Она ведь женщина. Таланты женщин ограничены.
Софи захотелось со всей силы ударить его или поколотить одной из скрипок, которые висели на стенах.
— Но она была весьма экстравагантна, — добавил помощник.
Послышался кашель. Старый хозяин мастерской вышел из-за прилавка и встал рядом со своим помощником. В руке он на манер хлыста держал смычок для виолончели.
— Мистер Лилль, прошу вас, будьте повежливее.
Мистер Лилль покраснел.
— Я имею в виду, что у нее была экстравагантная манера исполнения. Она играла похоронные марши в ускоренном темпе. Она сыграла реквием Форе без должного уважения.
— Правда? — воскликнула Софи.
— Правда! — улыбнулся хозяин мастерской. — Помню, помню! Вот это я помню! Она сказала, что живет у церкви, а потому не знает ничего, кроме похоронных маршей.
— У церкви? — спросила Софи. — Она не уточнила у какой?
— Нет. Но она сказала, что под музыку нужно танцевать, поэтому она выучила все церковные мелодии и играла их вдвое быстрее.
Софи это понравилось. Пожалуй, она бы поступила точно так же.
— Она ведь хорошо играла? Я точно знаю, она была хороша! — Пальцы Софи так и покалывало.
— Ничего хорошего в этом не было. Так играть не подобает, — сказал помощник. — Она делала серьезную музыку фривольной. Это не… comme il faut[9]
.— Вы не могли бы нам показать, как она играла? — спросил Чарльз.
— Нет, — отрезал помощник. — Не мог бы.
Хозяин мастерской распрямил спину. Она хрустнула так громко, словно выстрелили из револьвера, и Софи поморщилась.
— А я покажу, — сказал он.
Мистер Лилль оторопел.
— Месье! А как же рекомендации врача?
— Это для девочки. — Он вытащил виолончель из футляра. — Слушайте.
Сначала он заиграл медленно. Софи поежилась. Ей никогда не нравился реквием. Затем старик прикусил язык и ускорил темп. Музыка зазвучала быстрее, превратилась в марш, а потом и вовсе понеслась вперед, зазвучав одновременно беззаботно и печально. Софи хотелось хлопать ей в такт, но ухватить ритм было непросто. Эта музыка скакала и прыгала.
— Это прямо как ливень, — шепнула Софи Чарльзу. — Такую музыку сыграл бы ливень.
— Да, — согласился Чарльз.
Хозяин мастерской, услышав это, воскликнул, не переставая играть:
— Именно так, chérie[10]
! Именно так!Скоро — слишком скоро для Софи — он отложил смычок.
— Вот, — сказал он. — Она играла примерно так. Но, пожалуй, еще быстрее.
— Но она играла не так элегантно, как месье Эстуаль. Она слишком спешила. Она была молода и безрассудна и слишком ценила скорость.
Чарльз изогнул бровь. Бывает, брови говорят о многом, и мистер Лилль сразу поник.
— Признаю, — сказал он, — я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь другой играл столь же быстро.
— Вивьен, — прошептала Софи. — Ее звали Вивьен.
— Да, Вивьен, — подтвердил месье Эстуаль. — Теперь я хорошо ее вспомнил. Она была невероятна. Mon Dieu[11]
, какая скорость! Я и не думал, что такое возможно.— Но играть так было неправильно, — заметил его помощник. — На меня она впечатления не произвела.
— Зато произвела на меня, — признался месье Эстуаль. — И какое! А меня впечатлить не так-то просто.
Благодарить хозяев и прощаться с ними пришлось Чарльзу. Софи говорить не могла. Ей нужно было сохранить эту музыку в памяти. У Софи в голове был особый уголок — спереди и слева, — где она хранила музыку. Теперь она поместила туда и эту мелодию.
10
Теперь у них было имя, и это все меняло. На следующий день Чарльз записался на прием в полицейский архив, заполнив бланк аккуратными печатными буквами.
— Nom du disparu, — сказал он. — «Имя пропавшего». Вивьен Верт.
Тут он помедлил.
— В следующей графе нужно указать имя заявителя.
— То есть наше? Что мы напишем? — спросила Софи. — Обманем их? Мы ведь не будем называть свои настоящие имена?
— Конечно, нет. Но даже так это довольно сложно, — ответил Чарльз. — Строго говоря, дорогая моя, мы с тобой в бегах. На самом деле, как мне кажется, тебе лучше остаться в гостинице.
— Разве мы не можем просто назвать фальшивые имена?
— Можем, конечно. Но из Лондона, скорее всего, уже разослали телеграммы во все окрестные порты. Там будет наше описание.
— Но ты сказал, что у нас в запасе несколько дней.
— Я сказал, что надеюсь на это. И все же я бы предпочел, чтобы ты осталась дома.
— Почему я, а не ты?
— Я ничем не примечателен, дорогая моя. А тебя забыть очень сложно. Боюсь, что ты — уж прости меня за эти слова — просто поразительно поддаешься описанию. Это всё твои волосы.
Софи задумалась. При одной мысли о том, что придется ждать Чарльза в своем номере на чердаке, ей стало нехорошо.
— Нет. Я тоже должна пойти.
— Уверена?
— Я буду молчать. Но пойду с тобой.
Чарльз колебался.
— У тебя есть юбка?
— Да. У меня есть платье.
— А шляпка? Чтобы спрятать волосы?
— Да. Мне ее мисс Элиот дала. Но я в ней похожа на пуделя.
— Замечательно. В полицейском описании о пуделе точно не скажут. Надень ее.