Карандаш Софи затупился, и она погрызла грифель, чтобы его заточить. Затем она закрыла глаза и попыталась воскресить картину в памяти. Она нарисовала черные, протершиеся на коленях брюки (рисовать «протершиеся на коленях» брюки было на удивление сложно, но она все же исхитрилась), а затем нарисовала торс и голову женщины. Добавила волосы. Цветных карандашей не было, но она откусила заусенец и выдавила каплю крови, чтобы сделать свой карандаш красным. Затем Софи поднесла карандаш к лицу женщины и замерла.
— Ох, — прошептала она. А потом: — Думай. — А потом: — Пожалуйста!
Но все расплывалось у нее перед глазами. В конце концов Софи нарисовала дерево, сгибающееся на ветру, а затем нарисовала волосы, летящие на лицо.
Мама, думала Софи, нужна каждому, как вода и воздух. Лучше уж бумажная мама, чем никакой. Лучше даже воображаемая. Мамам отдаешь свое сердце. Мамы всегда дают возможность остановиться и перевести дух.
Под рисунком Софи написала: «Моя мама». Ее палец еще кровоточил, поэтому она нарисовала цветок за ухом у женщины и выкрасила его в красный цвет.
Каждый вечер, прежде чем лечь спать, Софи придумывала истории, в которых мама возвращалась, чтобы ее найти. Истории получались очень длинными, и утром вспомнить их было сложно, но в конце они с мамой всегда танцевали. Вспоминая маму, она всегда вспоминала танцы.
5
К двенадцатому дню рождения Софи почти перестала бить тарелки, и книги снова перекочевали с кухни к Чарльзу в кабинет. Чарльз позвал ее туда, чтобы вручить подарок. Он стоял на столе прямоугольной башенкой, завернутой в газету.
— Что это?
По размеру подарок был сравним со шкафчиком для ванной, но даже такой чудак, как Чарльз, вряд ли подарил бы ей что-то подобное.
— Открой.
Софи разорвала бумагу.
— Ой!
У нее перехватило дыхание. Перед ней оказалась стопка книг в кожаных переплетах разного цвета. Кожа так и сияла, несмотря на ненастную погоду.
— Их двенадцать. По одной за каждый год.
— Они прекрасны. Но… Чарльз, разве они не жутко дороги?
Казалось, на ощупь они теплые. Такая кожа не из дешевых.
Чарльз пожал плечами.
— Двенадцать — как раз тот возраст, когда пора начинать собирать прекрасные вещи. Каждая из них, — сказал он, — была моей любимой.
— Спасибо! Спасибо.
— Что ты сейчас читаешь, то с тобой и останется. Книги открывают тебе весь мир.
— Они чудесны.
Софи раскрыла книги и понюхала бумагу. Пахло ежевикой и жестяными чайниками.
— Я рад, что ты так считаешь. Но не вздумай загибать уголки страниц, иначе мне придется убить тебя «Робинзоном Крузо».
Когда Софи изучила последнюю книгу («Сказки братьев Гримм», иллюстрация на форзаце которой казалась весьма интересной), Чарльз подошел к окну и вернулся с коробкой мороженого размером с голову Софи.
— С днем рождения, дитя мое.
Софи запустила в мороженое палец. Обычно это не разрешалось, но в день рождения, пожалуй, можно было пошалить. Мороженое было вкусным и сладким. Софи взяла кусочек линейкой Чарльза и улыбнулась ему.
— Потрясающе. Спасибо. Именно таким день рождения и должен быть на вкус.
Чарльз полагал, что есть следует в красивых местах: в садах, посреди озер или на лодках.
— Я подозреваю, — сказал он, — что лучше всего есть мороженое под дождем, сидя в коляске, запряженной четверкой лошадей.
Софи прищурилась. Порой нелегко было понять, когда Чарльз шутит.
— Думаешь?
— А ты не веришь? — спросил Чарльз.
— Нет, не верю. — Софи было сложно сохранять серьезное лицо. Она чувствовала, как внутри нее нарастает смех. Казалось, она вот-вот чихнет, и сдерживаться было невозможно.
— Честно говоря, я тоже не верю. Но это возможно, — ответил Чарльз. — Давай пойдем и проверим. Не обходи возможное вниманием!
— Здорово! — Софи считала, что нет ничего прекраснее экипажей, запряженных четверкой лошадей. Сидя в коляске, она чувствовала себя королевой-воительницей. — А мы попросим, чтобы лошадей пустили галопом?
— Попросим. Но я советую тебе переодеться в брюки. Эти юбки уму непостижимы, ты словно библиотекаршу ограбила, — сказал Чарльз.
— Да! Я быстро. — Софи схватила книги и выглянула из-за них. — А что потом?
— Потом мы найдем экипаж. К счастью, на улице как раз дождливо.
Как оказалось, Чарльз был прав. Под дождем они тряслись в коляске, огибая углы, и мороженое стекало по запястью Софи. Ее волосы мокрыми змейками развевались по ветру. Есть было сложно, но Софи любила сложности.
Когда они вернулись, промокшие до нитки и наевшиеся мороженого, на коврике у двери их ждало письмо. Стоило Софи взглянуть на конверт, как она поняла, что внутри точно не поздравительная открытка. Все ее счастье как ветром сдуло.
Чарльз прочитал письмо с серьезным лицом.
— Что там? — Софи попыталась прочитать письмо, заглядывая Чарльзу через плечо, но он был слишком высок. — От кого оно? Чего они хотят?
— Я не уверен. — Он переменился в лице. В нем было не узнать того человека, которым он был всего минуту назад. — Похоже, грядет инспекция.
— Что будут проверять? Меня?