Порфирий Ворон долго ворочался на лавке. Задремал он только под утро, а когда проснулся, солнышко давно смотрело во все глаза сквозь слюдяные оконца горницы.
За столом, покрытым домотканой скатертью, сидел Федор Жареный в чистой рубахе, с тщательно расчесанной бородой и завтракал, макая калач в деревянную миску с медом.
- Заспался, Порфирий, - сказал Жареный. - Вставай! Небось есть хочешь. Брюхо ведь злодей - старого добра не помнит... Калача вот пльсковского отпробуй. В Новгороде у нас такого ноне не купишь.
Порфирий Ворон быстро вскочил на ноги и подошел к глиняному рукомойнику, висевшему в углу на шнурках.
- Михаил Андреич где? - спросил он, поливая себе голову холодной водой. Не видел, Федор?
- Видать не видел, а знаю, - степенно отвечал Жареный. - На торжище пошел, вчера еще собирался. А я б и доси спал - уж больно хорошо на сене, да случай у меня вышел... - Тут Федор хитро подмигнул Порфирию. - Сладостен сон на заре, продолжал Федор, - потому я в сарай спать пошел. Думаю про себя: "Теперь Михаил Андреичу не скоро найти придется, коль будить поутру меня захочет". А вышло не то - опять тычет в бок спозаранку. "Оставь, говорю, Михаил Андреич, дай поспать, окаянный!" На другой бок повернулся... Куды там - не отстает, слов не понимает, все пуще ярится. Вскочил тогда я разом на ноги...
- Злой, поди, Федор, вскочил-то! - перебил Порфирий.
- И то. Впору на кулаки, в драку. Смотрю - свинья большая стоит и меня рылом в бок пихает, а вокруг поросята копошатся, да много...
- Ха-ха-ха! - рассмеялся Порфирий. - Вот так штука! Знала свинья, кого разбудить! Ха-ха-ха!..
- Хы... хы... хы!.. - залился веселым смехом и Федор. - Хы... хы... хы!.. - Он смеялся отрывисто и громко.
- Веселитесь, други? - неожиданно раздался голос Ме-доварцева. Он стоял в дверях, высокий и строгий.
Веселье в горнице разом стихло. Медоварцев, снимая опашень, внимательно смотрел на товарищей.
- Был на торгу, - сказал он, садясь на лавку. - Так тот горбун проклятый следом все ходил. Дружина говорит: и у них немец был, спрашивал, куда-де господа купцы путь держат. Не к добру это, кабы лиха какого не вышло.
- Не верь, говорят, кривому да горбатому, - вставил Жареный. - Еще деды наши приметили. Медоварцев отмахнулся:
- Не в примете дело. Подумать надо, други, как дальше быть, как грамоту уберечь - доньскому королю доставить. Жареный и Ворон молчали.
- Пока с торга шел, все думал, как дале быть... - переждав, медленно говорил Медоварцев. - Негоже, други, нам вместе ехать. Если лихо какое случится, все трое головы сложим и дела не сделаем.
- Не так говоришь, Михаил Андреич, - заговорил Жареный. - Розно-то не в пример хуже. Сгинешь - кто жене да детям скажет, где кости отцовы гниют? А на миру и смерть
красна.
- Прав Михаил Андреич! - горячо вступился Порфирий Ворон. - Розно ехать надо - для дела надежнее.
- Други, - опять начал Медоварцев, - грамоту всем надо в памяти держать, чтобы не запнулся никто, ежели королю сказывать будет. Кто из нас живым в доньскую землю придет - за всех ответит. А всем костьми лечь проку мало.
Жареный опустил голову. Он понял, что ошибся.
- Прости, Михаил Андреич, что супротив шел. Прав ты. Ты всегда до самого корня копаешь, потому и прав. - Жареный виновато посмотрел на товарищей. - Ну, а как пути-дороги наши отсель пойдут?
Медоварцев открыл дверь и вышел в сени.
- Кабыть никого нет, - тихо сказал он, возвратясь. - Наших речей слышать никто не должен. - Он снова тяжело уселся на лавку. - На мой разум, друзья, Федору надо к Нарове1 ехать, в устье судно заморское внаем взять, до Любека рядиться. - Михаил Андреевич посмотрел на Жареного, который все время согласно кивал головой. - А я, други, по Амов-же на карбасах до Колывани с товарами. А там с купцом немецким подряжусь до Любека плыть... Согласны, други?
- Одобряем, - сказали товарищи.
- Ну, а Порфирий горним путем из Пльскова и в доньские земли...
- Хорошо придумал, Михаил Андреич! - одобрил Федор Жареный. - Порфирий-то по-свейски да по-немецки хорошо обучен - недаром на Готском острове пять лет с отцом прожил, толмачом у него был.
- А ты согласен, Порфирий? - ласково спросил Медоварцев. - Горний путь труден. Ведомо ли тебе?
- Знаю, Михаил Андреич. Да коли в баню идти - пару не бояться. А я париться жарко люблю! - Он засмеялся, показав ровные белые зубы. - Да и бояться-то мне нечего,- сделавшись серьезным, говорил Порфирий. - Я свейским гостем2 обряжусь, таковым из Пльскова выйду и далее весь путь до земли доньской без опаски пройду.
Медоварцев и Жареный переглянулись и опустили глаза.
- Ну что ж! - вздохнул Жареный. - Для святого дела и честью поступиться можно. Платье поганое кому охота носить, и я так бы сделал, ежели б как ты по-свейски или по-немецки разумел, - утешал он Порфирия.
Купцы молча пожали друг другу руки и расцеловались. Потом Медоварцев сказал:
- Помнить надо: окрепнет человек - крепше камня, ослабнет - слабже воды, так пословка говорит. Я про то, други, сказал, - закончил он напутственное слово, - держать себя надо крепко, тогда все хорошо будет!