Неуютно. Кашель мучил до тошноты. В момент приступа Джонни казалось, что он вот-вот выплюнет легкое. «Болезнь в яркий солнечный день – расплата за пасмурную жизнь», – мозг, подпитавшись чтивом о психосоматике, искал причину острого бронхита. И быстро нашел. Все оказалось до безобразия прозаично. «Неспособность высказать Ольге свои чувства почти лишила меня дара речи» – так заключил Джонни.
Ангелина Кузьминична хлопотала над ним и периодически появлялась в комнате с горячим чаем, компотом или каким-то адским отваром. Джонни пил, и становилось легче. Ненадолго. Температура вновь поднималась, мозг закипал и отказывался принимать хоть сколько-нибудь интеллектуальную литературу.
Вика присылала мотивирующие гифки, в которых разные люди желали поскорее выздороветь. Вечером Джонни выбрался в магазин за пивом. Старый сибирский проверенный метод должен был ускорить течение болезни. Найти пригодное рубиновое оказалось невозможным, поэтому взял темное. На плите в кастрюльке Джонни подогрел пенный напиток, не доводя до кипения, и маленькими глотками выпил его. Противно было пить только первый бокал, дальше пошло как по маслу до самого донышка. Как только бутылка закончилось, Джонни быстро повалился в кровать и заснул. Еще вчера он хотел полностью бросить пить, но сегодня ситуация потребовала иного. «И все-таки с бухлом надо заканчивать, – подумал он, когда проснулся, в очередной раз откашливая мокроту. – С утренними пробежками алкоголь несовместим и даже опасен».
Под утро температура спала. Кашель стал влажным и уже не раздирал горло. Хотелось вырваться из капкана болезни и побежать к Ольге, но инстинкт самосохранения говорил, что сначала необходимо выздороветь. На следующий день, чтобы не потерять в деньгах, пришлось с соплями идти на работу. В маске он шатался по складу и помогал другим продавцам. Вика боялась заразиться, поэтому не приставала. Но на третий день пришлось объясниться. Начальница хотела узнать, как выйти из тупика в их отношениях, о котором недавно он написал ей в эсэмэс. Джонни опять юлил и сваливал на то, что ему неудобно быть подчиненным своей девушки. Сославшись на свой неудачный семейный опыт, он подытожил: «Служебный роман недолговечен». Вика хихикнула и пообещала уволить, чтобы покончить с неразрешимыми вопросами. Джонни заглох. Засунул язык понятно куда. Затих, лишь изредка почихивая. Увольняться совсем не хотелось.
Так прошли еще два дня. Без пробежки. В поту и соплях на складе, но в приятном одиночестве. После закрытия Джонни задержался в магазине. Он увидел свет в каморке у Вики и попытался незаметно проскочить, но, оказывается, его там и не ждали. Муж Андрей занимался исполнением супружеских обязанностей. Все повторялось. На секунду Джонни представил вместо Вики Тому, вместо Андрея себя. Ревность самца взыграла в нем. Захотелось броситься на соперника и отбить свою законную добычу, но сознание шепнуло привычное: «Беги!»
И Джонни побежал. На пятый день после начала болезни он вновь надел кроссовки и, радуясь теплым солнечным лучам, чеканил шаги, разгибая слегка заржавевшие за время вынужденного перерыва колени. Он торопился к Ольге.
Джонни хватал воздух полной грудью, как будто все эти пять дней болезни вовсе не дышал. Мокрота потихоньку вышла, и можно было просто бежать. В середине апреля уже начинался сезон. Несмотря на ранний час, туристы то и дело вставали у него на пути. Вскоре привыкнув к новым препятствиям, Джонни впал в транс, и в голове начали крутиться мысли об Ольге. Она представала настолько очаровательной, что возбуждение охватило его, а на лице появилась улыбка. Воображение рисовало сладостные и стыдливые разговоры а-ля «привет-привет», но на смену мечтам являлся страх: после улыбчивого привета он слышал от возлюбленной грубое «прощай».